Вавилон. Сокрытая история
Шрифт:
Робин потерял дар речи. Он открыл рот и дергал нижней челюстью, как будто жевал, но сказать ему было нечего.
– Пошли, – сказал двойник. – Давай выпьем.
Часть II
Глава 5
«Я равнодушен к резким выражениям, – с язвительным смехом перебил Монкс. – Факт вам известен, и для меня этого достаточно».
Они нашли столик в дальнем углу «Крученого корня». Двойник Робина заказал два стакана крепкого золотистого эля. Робин осушил половину своего стакана за три отчаянных глотка и почувствовал себя увереннее, хотя смятение никуда не делось.
– Меня зовут Гриффин Ловелл, – сказал двойник.
При ближайшем рассмотрении оказалось, что они с Робином все-таки не настолько похожи. Гриффин был на несколько лет старше, и его лицо носило жесткий отпечаток зрелости, который Робин еще не приобрел. Его голос был более низким и напористым. Гриффин был на несколько дюймов выше Робина, но при этом более худым; казалось, он состоит из одних острых граней и углов. Его волосы были темнее, а кожа бледнее. Словно Робин с напечатанной в книге иллюстрации, с увеличенными контрастами света и тени и выбеленными цветами.
Как будто кто-то специально рисовал копию.
– Ловелл, – повторил Робин, пытаясь собраться с духом. – Так ты…
– Он так этого и не признал, – ответил Гриффин. – Ведь и с тобой так же, верно? Ты в курсе, что у него есть жена и дети?
– Что?! – задохнулся Робин.
– Именно так. Мальчик семи и девочка трех лет. Дражайшая Филиппа и малыш Дик. А жену зовут Джоанна. Он держит их в чудесном поместье в Йоркшире. Так он и получил деньги для поездок за границу. У него-то ни гроша за душой, зато жена чудовищно богата. Как мне сказали, пятьсот фунтов в год.
– И она…
– Знает ли она о нас? Ни в коем случае. Хотя вряд ли ее это взволновало бы, даже если бы она узнала, не считая очевидного удара по репутации. В этом браке нет любви. Профессору хотелось получить имение, а ей – возможность похвастаться. Они видятся пару раз в год, а остальное время он живет здесь или в Хампстеде. Самое смешное, что с нами он проводит больше времени, чем с теми детьми. – Гриффин вздернул подбородок. – По крайней мере, с тобой.
– Я что, сплю? – пробормотал Робин.
– А надо бы. Выглядишь ужасно. Выпей.
Робин машинально потянулся за стаканом. Хотя его руки больше не дрожали, голова слегка гудела. От выпивки лучше не стало, но она хотя бы дала возможность чем-то занять руки.
– Не сомневаюсь, что у тебя куча вопросов, – сказал Гриффин. – Я постараюсь на них ответить, но тебе придется набраться терпения. У меня тоже есть вопросы. Как ты себя называешь?
– Робин Свифт, – озадаченно ответил Робин. – Ты сам знаешь.
– Но какое имя ты предпочитаешь?
Робин не совсем понял, что имеет в виду Гриффин.
– В смысле… есть еще мое первое… то есть
– Ладно, – сказал Гриффин. – Свифт. Милое имя. И откуда ты его взял?
– «Путешествия Гулливера», – признался Робин. Когда он произнес это вслух, прозвучало глупо. Что бы он ни делал, рядом с Гриффином он чувствовал себя ребенком. – Это… это одна из моих любимых книг. Профессор Ловелл велел мне взять любое имя, и это первым пришло мне в голову.
Гриффин скривил губы.
– Значит, он слегка смягчился. Прежде чем мы подписали документы, меня он отвел на перекресток и заявил, что подкидышей часто называют в честь мест, где их бросили. Сказал, что я могу пройтись по городу, пока не найду слово, которое не будет звучать слишком глупо.
– И ты нашел?
– Конечно. Харли. Я просто увидел это слово над лавкой, и мне понравилось, как оно звучит. Как нужно сложить губы, произнося последний слог. Но я не Харли, а Ловелл, так же, как ты не Свифт.
– Так значит, мы…
– Единокровные братья. Привет, братец. Так приятно с тобой познакомиться.
Робин поставил свой стакан.
– А теперь я хочу услышать всю историю.
– Справедливое требование. – Гриффин подался вперед. Настало время ужина, и в «Крученом корне» стало так многолюдно, что гул посетителей заглушал все разговоры, но Гриффин все равно понизил голос до едва слышного шепота, и Робину пришлось напрячь слух. – Есть длинная и короткая версия. Я преступник. Мы с товарищами регулярно крадем из Вавилона серебро, рукописи и инструменты для гравировки и переправляем их из Англии нашим сообщникам по всему миру. Вчера вечером ты совершил государственную измену, и если кто-то об этом узнает, тебя запрут в Ньюгейте на двадцать лет как минимум, но только после того, как будут пытать, чтобы ты нас выдал.
Все это он произнес очень быстро, не меняя ни тона, ни громкости голоса. А потом откинулся назад с довольным видом.
Робин был способен только сделать еще один большой глоток эля. В висках у него стучало, и, поставив стакан, он сумел вымолвить лишь одно слово:
– Зачем?
– Это просто, – отозвался Гриффин. – Есть люди, которые нуждаются в серебре больше, чем богатые лондонцы.
– Но… То есть кто?
Гриффин ответил не сразу. Он несколько секунд пристально смотрел на Робина, вглядывался в его лицо, словно в поисках чего-то – какой-то особенной черты или сходства, которые все решат. А потом спросил:
– Почему умерла твоя мать?
– От холеры, – ответил Робин, слегка помедлив. – Была эпидемия…
– Я не спросил как, я спросил почему.
«Я не знаю почему», – хотел ответить Робин, но не стал. Он всегда это знал, только не позволял себе об этом думать. Все это время он запрещал себе задаваться этим вопросом.
«Две недели с хвостиком», – сказала миссис Пайпер. Они пробыли в Китае больше двух недель.
В глазах у него защипало.
– Откуда ты узнал про мою мать?