Вавилон
Шрифт:
— Предательские речи, — вскипел наместник Борсиппы, — и поношенье знатного сословия! Именем всех здесь присутствующих я прошу тебя, верховный военачальник его величества царя Валтасара, образумь сиппарского князя. А Гобрий… ведь ходят слухи, будто он склоняется на сторону персов. Я бы не стал доверять ни ему, ни наместнику Сиппара.
— Наместник Сиппара не так уж далек от истины, — примирительно молвил глава Урука. — Он хотел только напомнить нам о наших обязанностях, коль мы стоим на пороге войны.
— Если мы правильно поняли тебя, князь из Урука, ты первым собираешься пожертвовать
Кто-то засмеялся.
— Если понадобится, не откажусь. Да, я готов пожертвовать своим богатством.
— Всем богатством? — насмешливо переспросили его.
— Всем без остатка! И не только богатством.
— Уж не намерен ли ты распустить гарем? — осклабился вавилонский у правитель.
— Князья Вавилонии, — обратился к вельможам Набусардар, — я полагаю, что мы едины в стремлении защитить свое отечество и не пощадим для этого своей жизни.
— Других легко призывать, верховный военачальник, — бросил ему в лицо посланец Борсиппы. — А ты сам готов ли поступиться своим состоянием, — всем, без остатка? У тебя ведь нет детей, как у нас, и нет иной заботы, кроме как тешиться армией!
Набусардар стиснул зубы, лицо его помрачнело. Да, он был дальновиден, созвав этот сброд и убедившись, что таится у них в душе. Они предстали перед ним в подлинном своем обличье, раскрывшись до конца. Лицемерие, ложь, алчность, себялюбие — вот они, их добродетели. Будь его воля, он вытолкал бы их взашей. Взгляд Набусардара выдавал его беспокойство и возмущение.
Наби-Иллабрат, уже немолодой, искушенный воин, хорошо понимал состояние Набусардара; он посмотрел на собравшихся и покачал головой:
— Что с вами, потомки мужественных князей из Ура, Урука, Ларсы и Ниппура, Лагаша и Эриду, Киша и Куты, Сиппара и Описа, Борсиппы и Вавилона? Сейчас вы грубо оскорбили верховного военачальника, которому не сегодня-завтра придется защищать ваши дома, вашу жизнь. Кощунство — укорять того, кто давно уже содержит часть войска на собственные средства, а совсем недавно распорядился заколоть для вавилонской бедноты сто тучных волов из своих стад. Неразумно вы себя ведете.
По залу прошелестел шепот, многие потупили головы. Набусардар овладел собой и, словно оледенев, сдержанно сказал:
— Вы были приглашены сюда не затем, чтобы домогаться выгод. Я благосклонно позволил вам говорить все, что взбредет на ум, но призвали мы вас, чтобы ознакомить с указом царя. Указ гласит: для защиты городов наместники обязаны выставить войско в количестве, необходимом для безопасности жителей. Расходы на содержание войск покрываются за счет состоятельных горожан. Уклонившиеся от исполнения своего долга вельможи лишаются состояния. Наместники устраняются от командования войском и передают его назначенным Вавилоном военачальникам.
Противиться царскому указу безрассудно. В этом красноречиво убеждал вельмож твердый, решительный голос Набусардара. Верховный военачальник сделал короткую паузу, а когда заговорил снова, от строптивости вельмож не осталось и следа:
— Таков царский наказ, с ним я и отпускаю вас, халдейские князья.
Одни — в растерянности, другие — затаив в душе коварство, третьи — в унынии покидали вельможи дом верховного военачальника, и лишь немногие
Наместник Урука пристал напоследок к кишскому правителю и, теребя холеной рукой брильянтовую подвеску на груди, не без язвительности проговорил:
— Имеется старинное, двух с половиной тысяч лет шелковое волокно. Оно из кокона, принадлежащего китайской императрице Си Линь-ши, открывшей шелкопряда. Не раскошелишься ли, светлейший?
Благовоспитанный наместник из Куты расхохотался от души, а ниппурский наместник злорадно хмыкнул.
— А у меня припасена трава, исцеляющая людей от глупости. Не пожелаешь ли приобрести, светлейший? — запальчиво парировал наместник Киша и величественно прошествовал к выходу.
Когда в зале остались одни военные, Аскудам наклонился к Исма-Элю, предводителю лучников, шепнув ему:
— Похоже, князь Урука по праву занимает свое место, да хранит его Иштар из Арбелы.
— Видимо, так, да пошлет ему силы Ниниб.
Набусардар и Наби-Иллабрат негромко переговаривались между собой. По лицам военачальников нетрудно было догадаться, что они думают об ушедших. Затем начались переговоры о защите Вавилона. Совет длился долго, высказывались разные суждения, однако все сходились на одном: Город Городов становится неприступнее день ото дня. Войска и оружия прибывает, как воды во время прилива. Оружейные мастерские завалили склады луками, копьями, дротиками, мечами, кинжалами; сотнями изготовлялись пращи, стрелы, катапульты, подвижные башни, боевые колесницы, лестницы, крюки, секиры, доспехи. Склады переполнены горючими веществами, которыми предстояло уничтожать осадные орудия неприятеля. Пирамидами высятся стрелы, обмотанные куделью, — во время сражения их зажигают, предварительно обмакнув в смолу, и запускают во вражеский стан. Множество сосудов с трудно погашаемыми составами стоят подле ящиков, наполненных глиняными ядрами, — во время приступа их раскаляют на огне и посылают во вражеское войско.
Был запасен и провиант — припасов хватило бы на несколько лет: в амбарах лежало зерно, в сушилках — мясо, в ларях — мука, в надежных хранилищах — соль, коренья, финики, фиги, масло и вино. Кроме того, меж стенами, опоясывающими город двойным кольцом, оставалось столько пахотной земли, что урожай с нее мог бы прокормить жителей в течение целого года.
Городу Городов нечего бояться. Силой его не взять, измором не одолеть…
Вера в это была неколебима.
Разногласия вызывал лишь вопрос о том, где надлежит дать сражение Киру — у стен города или на подступах к нему.
— Разумеется, на подступах, — убеждал Наби-Иллабрат, — так мы отдалим штурм городских укреплений, которые как можно дольше должны оставаться нетронутыми.
— Нет, милый Наби-Иллабрат, — возражал Набусардар, — нам выгоднее встретить неприятеля у самых стен. Стоит ли подвергать войска опасности на голой равнине, если можно укрыться за стенами? К тому же, чтобы выиграть сражение в открытом поле, нужна хорошая конница, а наша, как ты сам знаешь, оставляет желать лучшего. Пожалуй, она попросту слаба в сравнении с отменной персидской конницей, которая теперь еще более усилилась за счет мидийских и лидийских всадников.