Вавилон
Шрифт:
— Но его величество еще не принес жертвы богам, — позволил себе заметить Набусардар.
Валтасар засмеялся, и его пронзительные черные глаза вспыхнули недобрым огнем.
— Вчера они позабыли обо мне, когда мне была надобна их помощь, сегодня я позабуду о них. Надеюсь, Эсагила ублаготворит их надлежащим образом.
В каждом слове царя сквозила досада, и Набусардар ждал, когда царь Валтасар объяснит ее причину.
Он проследовал за царем в голубую гостиную. Там Валтасар велел наполнить три бокала и поставить их вместе с закусками на золотой столик. Он сосредоточенно
Когда бокалы были наполнены, Валтасар дал один из них пажу — отпить. Потом, выбрав два куска с разных краев блюда, заставил пажа их съесть. После того как спустя десять минут у юного царедворца не обнаружилось никаких признаков отравления, он отпустил его. Только воочию убедившись в безвредности угощения, он жадно схватил бокал, предложив другой Набусардару.
— Поистине лучи солнца, — наслаждался он, смакуя изумительный букет вина.
— Живи вечно! — откликнулся полководец. — Я никогда еще не пробовал ничего подобного.
— Это вино с Кипра, — воодушевился царь, довольный случаем похвастаться, — с божественного Кипра. С острова, который называют вторым раем на земле.
Он наполовину осушил бокал и умолк. Мысленно он снова вернулся к допросу лазутчиков. Кто из богов так жаждет омрачить дни его правления? Кто из богов стремится наполнить его душу страданием вместо утех?
Царь вспомнил, что его поставщик, человек весьма искушенный и оборотистый, посулил ему прекраснейших рабынь с Кипра. Финикийские купцы на своих кораблях перевезут их через широкое море, а потом по волнам Евфрата доставят в Вавилон. Здесь собирались прославленные красавицы со всего мира, чтобы торговать своим пьянящим телом и соблазнять каждого, кто посмотрит на них. Сколько их содержалось в одной Муджалибе! А вот женщин с Кипра там еще не бывало, и Валтасар уже наперед отгадывал по вкусу вина вкус их любовных ласк. Но кто-то из богов завидует ему и посылает дни горести вместо радостных дней.
— Князь, если б ты знал, каких наслаждений лишают нас завистливые боги. Даже у вавилонского царя, сына богов, нет права на радость, — произнес Валтасар, хотя следовало говорить вовсе не об этом.
Набусардар поставил бокал на стол и молча взглянул на царя. Ему не терпелось узнать наконец о причине поспешного вызова в царский дворец. И так как Валтасар не начинал разговора об этом, нетерпение его все возрастало.
— Но ты, князь, — продолжал царь, словно нарочно отдаляя неприятный разговор о лазутчиках, — ты ненасытен в другом. Готов поспорить, что, пока я грежу о красавицах, ты мечтаешь о самом надежном оружии в мире.
— Его величество не ошибся, я всегда отдаю предпочтение доброму мечу.
— И все же, насколько мне известно, вавилонские женщины сами стелются тебе под ноги.
Царь завистливо засмеялся, но тут же оборвал смех.
— Тем не менее я предпочитаю добрый меч, — повторил Набусардар.
— Вот почему тебе не терпится померяться силою с Киром, — намеренно задел его Валтасар. — Ты жаждешь славы, вот и твердишь о
Он в упор взглянул на Набусардара, как бы желая прочитать его сокровенные мысли. Кто знает, где правда? Вчера он подозревал Эсагилу и Сан-Урри. Сегодня ему кажется, что именно Набусардар ведет коварную игру.
— Конечно, тебе не терпится схватиться с персидским львом, — подзадоривал его царь, — и ты ищешь моей поддержки. Нельзя отказать тебе в умении выбрать союзника, ведь я действительно самый могущественный повелитель на свете. Однако сейчас нет надобности вызывать волнение внутри страны и за ее пределами. Кир даже не помышляет о войне с нами, напротив, боится, как бы мы на него не напали. Вавилону война пока не нужна, он и так утопает в богатстве и золоте. Зачем же тратить несметные средства на армию и рисковать жизнью ради бесцельных походов?
С каждым словом царя возмущение Набусардара росло, и он все крепче сжимал в руке бокал.
Откуда у царя эти мысли? Еще позавчера, перед самым отъездом Набусардара из Вавилона, он был исполнен намерений противопоставить Киру самую сильную армию в мире. За всем этим угадывается чье-то давление, кто-то сыграл на непостоянстве царя против… Тут Набусардар даже растерялся. Против кого, собственно? Против него, Набусардара? Разве он хлопочет ради себя? Против армии? А что такое армия, если не оплот державы?
Набусардар с трудом перевел дух. Сомнений нет — все, что он здесь услышал, продумано и вымышлено его недругами. Они хотят отравить сознание молодого царя, заставить его опасаться Набусардара больше, чем могущества Кира.
Не в силах больше сдерживаться, он спросил:
— Его величество желает бросить державу на произвол врагов?
— О каких врагах ты толкуешь? — надменно выпрямился царь. — Кто в Вавилонии дерзнет иметь своим врагом меня, царя царей? Или ты забыл, князь, что по единому слову царя может слететь половина халдейских голов?
— Его величество имеет в виду и головы Эсагилы? — вспыхнул Набусардар.
— С нею мне не все ясно. Но мне пришлось убедиться, что Эсагила стоит на страже порядка, и, при всей ненависти к ней, я не могу не восхищаться ее мудростью.
— Не мудрость ли Эсагилы, осмелюсь предположить, пошатнула убеждение его величества в персидской опасности?
Царь нахмурился.
— Вчера Эсагила доставила трех персидских лазутчиков, схваченных ею. Их допрашивали в моем присутствии, и выяснилось…
Набусардар поставил бокал и обеими руками вцепился в ручки кресла.
Он нетерпеливо повторил за царем:
— И выяснилось…
— Выяснилось, что твои опасения безосновательны.
— Безосновательны?
— Да. Кир засылает лазутчиков, потому что боится нас. Он истощен непрерывными войнами и опасается, что мы воспользуемся его теперешним трудным положением.
— Ваше величество, — простонал верховный военачальник, скрипнув стиснутыми до боли зубами.
Валтасар в ответ поднялся с кресла, вслед за ним встал и Набусардар.