Вавилонские хроники
Шрифт:
– Хочу освободить раба, – сказал я, злясь.
Она сунула мне пачку бумаг.
– Заполните.
Я забрал бумаги и отошел к черному стеклянному столу, что стоял посреди зала. Уселся. Вытащил авторучку и стал читать бумаги.
Это была анкета освобождаемого. Необъятная. Содержащая множество мучительных вопросов.
Я быстро заполнил те графы, которые касались освобождающего: год рождения, место рождения, гражданство, количество известных поколений, служили ли родовичи жрецами, имелись ли случаи уклонения
Затем начались вопросы об освобождаемом. Год рождения. Да откуда мне знать год рождения Мурзика? У него на лбу не отпечатано. У Мурзика на шкуре что угодно отпечатано, только не год рождения. Подумав, я вписал свой год, а дату указал на месяц позже – чтоб не задавался. Не хватало еще, чтобы мой раб оказался меня старше!
Место рождения. Я вписал «Вавилон».
Имя. Подумав, я написал «Хашта». Хорошее имя, энергичное. Десятнику вполне подходит. Да и сотнику такое носить не стыдно.
Места предыдущего служения, с… по… причина перевода…
Я встал и подошел к окошку 46.
– Дайте мне еще одну анкету, – сказал я. – У меня возникли вопросы.
– Думать надо, прежде чем бумаги пачкать, – сказала тетка и вывалила мне еще одну. – Дома заполните, тогда и приходите. У нас тут не комбинат анкеты печатать…
Я ушел, злой.
Вечером, досмотрев «Киллера-8: космический убийца возвращается», я вытащил бумаги, разложил их на кухонном столе и призвал к себе Мурзика.
Тот осторожно вошел, встал рядом.
– Мурзик, – спросил я, – а тебя как зовут?
Он растерялся. Заморгал, губами зашлепал.
– Ну! – прикрикнул я.
– Так это… – сказал Мурзик и заглох.
– «Хашта» тебе подходит?
– Подходит… А зачем это?
– Родился когда?
– Да кто ж его знает?
– Через месяц после меня – сойдет?
– Сойдет… А для чего это, а?
– Молчи, говорящее орудие, когда к тебе господин обращается. Место рождения помнишь?
– Ну… в бараке… или где-нибудь на задворках, в курятнике… если летом – так, скорее, в поле где-нибудь, а если зимой – так и в хлев пойти могла, спрашивать-то некого… померла мать.
– Пишу – «Вавилон». Имя матери… а, не требуется. Хорошо. Давай, места служения называй. «С… по…»
Мурзик долго и мучительно давил из себя воспоминания. Где он служил и чем там занимался – то помнилось хорошо. Кто рядом был – того тоже не забыл. А вот с датами у моего раба было совсем худо.
Кое-как заполнили.
– Свободных в роду нет?
– Нет.
Я поставил прочерк.
– Какими специальностями владеешь?
– Ну, забойщик… шпалоукладка, понятное дело… бульдозером
– Продавать тебя, как же! – сказал я, озлившись. – Освобождать тебя буду. Не хватало еще, чтобы я, великий Энкиду, самого себя в рабстве держал. Сумасшедший дом получается…
Мурзик ойкнул и пал в продавленное кресло, спугнув кошку.
– А что я делать буду? – спросил он. – Я свободным-то никогда и не был…
– Откуда мне знать… Вот тут и спрашивают: что ты, освобожденный раб Мурзик, делать будешь? Где жить будешь, в частности? Обеспечен ли ты жилплощадью? Мардук-Ваал, ну и порядки! Что же, теперь и раба не освободить, если квартиру ему купить не на что! Либо на свою родную жилплощадь прописывай…
– А вы не освобождайте, – тихо сказал Мурзик. – Куда я пойду? По подвалам побираться?
– Молчи, говорят тебе… Ладно, я с Ицхаком поговорю. Все равно он штат расширять собрался. Пусть тебя в уборщицы возьмет и какую-нибудь ведомственную комнатку даст, что ли…
Я снова уткнулся в анкету.
– «Есть ли на теле освобождаемого клейма или какие-либо иные знаки и отметины, позорящие звание вавилонского гражданина?» Мурзик, много на тебе отметин?
– Много, – мрачно сказал мой раб.
– Будут проблемы с получением гражданства. Тут требуется оплатить косметическую операцию…
– Да не надо ничего этого, – снова завелся Мурзик.
Я хлопнул по столу кулаком.
– Энкиду, грх-аанья!
– Йо-ло, – утух Мурзик.
– То-то же. Насчет косметической операции надо будет Циру спросить… Бабы про такие вещи хорошо знают…
Я взял другую бумагу. Вчитался хорошенько. Это было извещение о необходимости уплаты налога на освобождаемого раба. Шестьдесят сиклей. Грабеж! На эти деньги живого раба купить можно.
Третья квитанция была счетом в банке. Освобождающий обязан открыть освобождаемому счет в банке, дабы тот по освобождении не стал обузой на шее государства и не пополнил ряды преступников, толкаемый к тому голодом и нуждой. Минимальная сумма взноса – сто сиклей.
– Полгода будешь мне свою зарплату отдавать, – решил я, складывая бумаги. – Долговую расписку напишешь.
И пошел спать. Мурзик долго еще сидел на кухне, в темноте. Он был совершенно подавлен.
Косметический салон обошелся мне без малого в 38 сиклей. Я предъявил документы на владение рабом, заполнил по форме расписку в том, что снятие клейм и татуировок с тела означенного раба производится с ведома и по настоянию владельца. Заплатил госпошлину в шесть сиклей три четверти быка. Получил марку, наклеил ее на медицинскую справку.