Вайдекр, или темная страсть (Широкий Дол) (др. перевод)

Грегори Филиппа

— Открой ее, — поторопила меня Селия. — Может, внутри написано, от кого она.

Я разорвала черную бумагу и увидела коричневую, китайского фарфора, сову.

— Как мило, — сказала Селия.

Я же, вздрогнув от ужаса, покрепче сжала губы.

— Что случилось, Беатрис? — спросил Джон.

Мне казалось, что его голос доносится откуда-то из далека.

— Ничего, — тихо ответила я. — Ничего. Прошу извинить меня.

Не объясняя ничего, я оставила гостей и вышла в холл. И немедленно вызвала Страйда.

— Да, мисс Беатрис?

Я протянула

ему черную обертку, сова была зажата в другой руке и неприятно холодила ее.

— Один из моих подарков был завернут в эту бумагу, — резко выговорила я. — Вы не знаете, как он сюда попал? Когда его принесли?

Страйд взял бумагу из моих рук и разгладил ее.

— Это была очень маленькая коробка? — спросил он.

Я кивнула, говорить я не могла.

— Мы подумали, что это от кого-нибудь из деревенских детей, — с улыбкой сказал он. — Ее оставили под окном вашей спальни, мисс Беатрис, в маленькой ивовой корзинке.

У меня перехватило дыхание.

— Я хочу видеть эту корзинку, — приказала я.

Страйд кивнул и вышел. Холод от фарфоровой совы, казалось, пронизывал меня до костей. Я прекрасно понимала, кто послал мне этот подарок. Искалеченный изгнанник — все, что осталось от красивого парня, который подарил мне живого совенка четыре года назад. Ральф отправил мне этот зловещий подарок в виде предупреждения. Но что он хотел этим сказать? Я не понимала. Дверь обеденного зала отворилась, и вошел Джон.

— Ты слишком устала, — сказал он мне. — Что так расстроило тебя?

— Ничего, — едва выговорила я пересохшими губами.

— Иди присядь, — предложил он мне. — Тебе принести нюхательную соль?

— Да, — сказала я, только чтобы он ушел. — Она в моей спальне.

Он внимательно глянул на меня и вышел. Я села и стала ждать Страйда с корзинкой из ивы.

Наконец он явился и подал ее мне. Разумеется, это была работа Ральфа, крошечная копия той корзинки, что я подняла на нитке через окно в свой пятнадцатый день рождения. Ивовая лоза была свежей и зеленой, значит, корзинку сделали всего несколько дней назад. Может быть, даже из ивы, что росла на берегу Фенни. У меня вырвался стон ужаса. Но я прикусила щеки изнутри, как делала всегда, стараясь сдержаться, и постаралась принять спокойный вид, чтобы не тревожить Джона. Он смотрел на меня обеспокоенными глазами, но не задавал вопросов.

— Ничего страшного, — уверила я его. — Я слишком много танцевала для своего положения.

Больше я ничего не стала говорить.

Я не хотела дать Джону повод остаться дома. Поэтому я спрятала свой страх глубоко внутри и упаковала его чемоданы с радостной улыбкой. Потом я долго стояла на ступеньках и махала ему, пока экипаж не скрылся из виду.

Только после этого я оперлась о стену и застонала в страхе от мысли, что Ральф ездит или, что еще хуже, ползает недалеко от стен моего дома и даже осмеливается напоминать мне о том, что случилось четыре года назад.

Но у меня не было времени на размышления, и я благословила мою работу, которую я

должна делать, и мою усталость, которая заставляла меня крепко спать по ночам. Во время моей первой беременности я много отдыхала в последние недели, но сейчас, когда я постоянно должна была притворяться, что мой срок на полтора месяца меньше, я не могла себе этого позволить. Поэтому я ходила легкими шагами, работала целый день и со стоном хваталась за поясницу, только когда за мной закрывалась дверь спальни и я оставалась один на один со своей болью.

Я ожидала рождения ребенка в конце мая, но наконец последний день месяца миновал, и утром первого июня я проснулась очень довольная. Все-таки, что ни говори, это было уже лучше. Сидя за столом, я подсчитала недели на пальцах и поблагодарила Небеса за то, что они позволили мне переходить срок моих родов. Но едва я потянулась за календарем, боль пронзила мое тело с такой силой, что я застонала и комната поплыла у меня перед глазами.

Я почувствовала теплую влагу на бедрах, и это означало, что ребенок начал свой путь.

Выйдя из-за стола, я придвинула стул к высоким книжным полкам, где хранились толстые фолианты, описывающие первое появление Лейси на этой земле семьсот лет назад. Я только боялась, что мне будет трудно встать на стул и дотянуться до верхней полки, и оказалась права. Задыхаясь от боли, я доставала книги, но вот уже сцена готова, и она довольно убедительна. Я бросила на пол три или четыре толстых тома, слезла со стула и живописно разбросала их по полу, а затем уронила стул. Сама я тоже легла на пол и закрыла глаза.

Моя горничная, убиравшая комнаты наверху, услышала шум и прибежала ко мне. Ахнув, она стала звать на помощь. Напуганные слуги осторожно перенесли меня на кровать, и я со слабым стоном открыла глаза.

— Не бойся, — говорила мама, держа меня за руку. — Бояться не нужно, дорогая. Ты упала со стула в своем кабинете, и это вызвало преждевременные роды. Но мы уже отправили за акушеркой, и сейчас Гарри посылает за Джоном. — Она нагнулась и промокнула мой влажный лоб надушенным платком. — Слишком рано, моя девочка. Ты должна подготовить себя к разочарованию на этот раз. Но у тебя еще вся жизнь впереди.

Я ухитрилась улыбнуться.

— Все в руках Бога, мама, — лицемерно произнесла я. — Это очень больно?

— О нет, — ответила она. — Тебе не будет больно, моя храбрая девочка. Ты ведь у меня такая отважная. К тому же недоношенные дети бывают очень маленькими.

Я закрыла глаза, так как знакомая боль вернулась ко мне.

— Мама, не приготовишь ли ты мне лимонаду, как в детстве, когда мы с Гарри были маленькими? — попросила я, как только боль прошла.

— Конечно, моя дорогая, — отозвалась мама и поцеловала меня. — Я сейчас же приготовлю его. Если я тебе понадоблюсь, ты можешь позвонить, да и Селия будет рядом с тобою. Миссис Мерри, акушерка, уже здесь, и мы послали грума за доктором Смитом в Петворд. Так что все необходимое у тебя будет. Отдохни, если можешь. Это продлится еще долго, долго.