Вайделот
Шрифт:
– Так вот же она! – воскликнул менестрель, доставая из-за пазухи флягу. – Хлебните глоточек, святой отец.
Монах схватил флягу, вынул пробку и жадно припал к ее горлышку. Сделав несколько глотков, он сказал с приятным изумлением:
– Сын мой, мне так кажется или действительно случилось истинное чудо? Во фляге не пиво, как можно было ожидать, а отменное вино!
– Видите ли, святой отец, пока вы разбойничали, сожрав до моего прихода почти всех каплунов, которые Божьей милостью попали на наш стол, я работал в поте лица, за что и получил вознаграждение в виде фляги доброго вина от щедрот маршала.
С
Глава 10
Вайделот
Павила был строг и придирчив, как никогда прежде. Со стороны могло даже показаться, что он хочет побыстрее избавиться от Скуманда и делает последние свои наставления нехотя, через силу. В принципе так оно и было: юноша вступил в клан Посвященных, стал вайделотом, и у него теперь появилось свое жилье – хижина, которую построили всем миром неподалеку от жилища Павилы. Поэтому старый вайделот имел полное на то основание и право сбросить с себя нелегкие вериги наставничества и полностью предаться своим личным заботам и уединению, которое он так любил.
Однако дело заключалось в другом: Скуманду предстояло сдать свой самый главный экзамен – стать не просто обычным жрецом, а боевым вайделотом, который ходит вместе с войском в походы. И не только ради духовного окормления воинов, но и для того, чтобы в критический момент присущими только Посвященным средствами (в основном магическими наущениями, а иногда и напитком, тайну приготовления которого знали лишь немногие вайделоты) поднять их боевой дух, сделать неуязвимыми и непобедимыми. Именно в критический момент, когда смерть уже стоит за плечами и воинам нечего терять, потому что последствия таких действий для них могли быть страшными.
Это было очень трудное испытание для Скуманда, хотя он уже многое знал и умел. Но чтобы закрепить необходимые познания, требовалось самому побывать в шкуре человека, введенного в боевой транс. И это было самым сложным и опасным уроком даже для хорошо обученного вайделота, потому что в таком состоянии происходило превращение человека в зверя, а вернуть все на круги своя не всегда получалось без своевременной посторонней помощи. В случае неудачи несчастный сходил с ума, убегал в Пущу, и вел тем жалкое существование – как дикое животное. Этого-то и боялся Павила, хотя верил в душевные силы своего ученика, поэтому был мрачен и несколько раздражен.
Подготовка к испытанию длилась три дня и три ночи. Все это время Скуманд почти не спал, потому что Павила будил его, едва сон делал веки каменными, и они закрывались. Юный вайделот должен был спать как зверь – мало и чутко, чтобы всегда быть настороже и встретить любую опасность во всеоружии. Но и это еще не все. Кроме того, что Павила не давал ему спать, юноше пришлось еще и очищаться – голодать, довольствуясь лишь водой. А еще старый вайделот время от времени больно колотил его палкой, требуя,
А Павила, незаметно наблюдая за ним, лишь мрачно скалился – все идет как должно…
И вот на четвертый день Скуманд наконец покинул клетку, которую старый вайделот соорудил на заднем дворе своего жилища с таким расчетом, чтобы юношу никто не видел.
– Пей! – сказал он, вручая своему ученику чашу с горячим настоем трав, в который при варке были добавлены кусочки мухомора и еще какой-то дряни.
Скуманд взял чашу недрогнувшей рукой и выпил ее до дна, даже не поморщившись, хотя настойка была отвратительной на вкус, а запах ядовитого гриба он распознал сразу же.
– А теперь уходи и возвращайся сюда же! – приказал Павила, и юноша послушно направился к лесу.
Старый вайделот смотрел ему вслед с изменившимся лицом; он так сильно прикипел душой к Скуманду, что мысленно считал его своим сыном. Павила мог бы не устраивать ему такое страшное и опасное испытание, но найденыша ждала незаурядная судьба, если верить гаданиям, а значит, он просто обязан познать все то, что необходимо для достижения высокой цели…
Скуманд забрался в чащу, чувствуя лишь небольшой внутренний подъем – вроде того, что бывает, когда выпьешь пива больше, чем нужно. Он знал – это только начало превращения, но ему не хотелось верить, что еще немного и все свершится, и будет так, как много раз рассказывал ему Павила. И только когда неожиданно его кровь взбурлила, вызвав приступ ярости, он понял – началось!
Первая мысль, которая пришла ему в голову, это то, что его зовут не Скуманд, а Сирви. Сирви-олень! Как в детстве… Юноша сорвался с места и помчался по лесу с необыкновенной скоростью и легкостью. Быстрота его реакции была поразительной; но мысль и ее опережала на доли мгновения. Не было ни страха, ни боли, хотя ветки иногда сильно хлестали по обнаженному телу в боевой раскраске, над которой потрудился сам Павила (на Скуманде из одежды была только набедренная повязка).
Несмываемые полосы и завитушки, проложенные по телу охрой, а также зеленой и коричневой красками, замешанными на медвежьем жире, делали Скуманда на фоне лесных зарослей почти невидимым для вражеских глаз. Кроме того, благодаря жировому слою воину в такой раскраске не были страшны ни осенние холода, ни вода, если придется поджидать врага, прячась в речных или озерных камышах. Но и это еще не все. Рисунок на теле не был случайным набором разноцветных мазков. Он являлся своего рода картиной мироздания в восприятии дайнавов, которая добавляла воинам силы и весьма благосклонно воспринималась богом Еро.
Но вот движения юноши замедлились, и его стремительный бег плавно перетек в осторожные, крадущиеся движения. Так обычно делает хищник перед тем, как наброситься на свою жертву. Скуманду вдруг почудилось, что он вышел из своего тела, и наблюдает его как бы со стороны. Оно было призрачным, обладающим нечеткими контурами, и к своему ужасу юноша вдруг понял, что это волк – огромный серый волчище с клыками, наводившими ужас. Этот страшный зверь был сильно голоден, и он увидел впереди, на небольшой полянке, свою обычную добычу – молодого пятнистого оленя.