Вблизи Софии

Каменова Анна

Пройдет несколько недель, уберут кабель-кран, и не останется следа подвига Киро. Исчезнет телефонная будка, где Божурка едва не распрощалась с жизнью.

Что же, плотина могущественнее их, строителей, воздвигших ее? Нет, ничто не забудется! Исчезнет под водой и седьмой блок, и шестнадцатый, вода дойдет до слива, величественным

водопадом устремится вниз, но не забудется подвиг людей, создавших это грандиозное сооружение, людей, выросших здесь и ставших сильнее и тверже этих бетонных блоков.

— Счастливцы вы — строили плотину! — вздохнула Ольга. — А я что? Всего-навсего проектировщик. Младен, говорят, вас пошлют за границу строить такой же объект. Мы непременно поедем, правда? Ушевы обязательно поедут. Ну и, конечно, одним из первых — Мирко со всем семейством. Светла и там станет библиотекарем, только не пришлось бы ей учить арабский! И Момчила надо обязательно взять, пусть видят, какие у нас в Болгарии богатыри. Но знаешь, куда бы мы ни поехали, я тоже буду строить. Не хочу больше сидеть в канцелярии.

— А кто станет чертить планы? — пошутил Младен. — Без тебя мы пропадем. Планы — это первое, что мы должны положить в чемодан.

— О нет, я сначала положу что-то другое. Младен, ты знаешь, о чем я говорю? О голубом платье из тафты — моем единственном вечернем платье. Ты заметил, я с тех пор только в голубом и хожу.

— Разве тебе мало, что у тебя глаза голубые?

— И у Киро глаза синие, — перебила Младена Таня.

И все четверо засмеялись, громко, радостно, как может радоваться только молодость.

— А дедушка Гьоне? И он тоже поедет с нами? — спросила Ольга.

Старик медленно шел вдоль извилистого зеленого берега. Подойдя к Младену, он замер по стойке «смирно». Инженер по-прежнему оставался для него начальством.

— Дедушка, а ты куда пойдешь, когда тут работы кончатся? — спросил Киро.

— Он здесь остается, —

засмеялся Младен.

Белые взъерошенные усы старика раздвинула широкая улыбка.

— Да это еще не решено, — заговорил он как-то смущенно. — Не было еще решено. Но, раз сам товарищ инженер говорит, значит, так тому и быть. Старуха пусть себе ворчит. А я тоже скажу, мне это дело по душе. Думали ли мы когда, что у нашего села такое чудо вырастет. И в голову не приходило и во сне не снилось, что дедушке Гьоне такое дело поручат. Было время, сетью я рыбу ловил. А после Балканской войны гранатами ее глушили, полные корзины уносили.

— А теперь ты не ловить рыбу будешь, а охранять, — поддразнила старика Таня.

— Я свое дело знаю, — обиженно ответил старик, словно он уже приступил к новым обязанностям. — Молода меня учить…

— Не сердись, дедушка Гьоне, — ласково успокоила его Ольга, — видишь, какая у нас радость. Собираемся на другую стройку, вот только все тут закончим.

Все замолчали, засмотревшись на горы. Чего только не таилось в них? И гайдуцкая песня, и партизанский подвиг.

Дедушка Гьоне посмотрел на молодых, потом опять загляделся на бурный поток, устремившийся вниз из-под горных снегов.

— Я говорю, товарищ инженер, может, и там когда-нибудь построят водохранилище. Я здешний, места хорошо знаю. Вода ключевая, лес сосновый кругом. Вон там, видишь, наверху. Еще мальчонкой я туда взбирался. Был бы помоложе, и сейчас бы пошел. Мне бы твои годы, товарищ инженер, обязательно пошел бы, стал бы там строить. Хочется мне еще пожить. Эх, кабы я помоложе был! Мир молодым принадлежит, молодым…

Снег розовел в лучах заходящего солнца. Озеро темнело. Все четверо стали взбираться на гору, и скоро только их смех приглушенно доносился до старика.

Дедушка Гьоне остался один на берегу озера.