Вчерашний скандал
Шрифт:
Они выжидали до последнего, когда оставались считанные минуты до отъезда в Харгейт-Хаус, чтобы сообщить ему о критическом положении в одном из шотландских поместий семьи Далми.
Этим вечером граф и графиня Харгейт давали бал в честь девяносто пятого дня рождения Юджинии, вдовствующей графини Харгейт, матриарха семьи Карсингтон. Лайл вернулся из Египта, чтобы присутствовать на нем, и не только потому, что это мог быть его последний шанс застать старую греховодницу в живых.
Будучи взрослым мужчиной, почти двадцати четырех лет от роду, и уже не находясь на попечении Руперта и Дафны Карсингтон, Лайл по-прежнему считал
Перегрин с нетерпением ждал встречи со всеми, а с Оливией — в особенности. Они не виделись пять лет, со времени его последнего визита домой. Когда две недели назад он прибыл в Лондон, она находилась в Дербишире. И вернулась только вчера.
Она уехала в загородный дом родителей в начале сентября, через несколько дней после коронации, по причине разорванной помолвки. Это была ее третья, или четвертая, или десятая помолвка — она сообщала обо всех в своих письмах, но он сбился со счета, и, по общему мнению, на этот раз Оливия побила все свои предыдущие рекорды по недолговечности обручения. И двух часов не прошло с тех пор, как она приняла кольцо лорда Градфилда и тут же вернула его ему вместе с письмом, в котором было множество подчеркиваний и заглавных букв. Его сиятельство болезненно воспринял отказ и вызвал ни в чем не повинного свидетеля на дуэль, во время которой мужчины ранили друг друга. К счастью, раны были не смертельные.
Другими словами, обычное волнение, связанное с Оливией.
Лайл приехал домой явно не ради своих родителей. Они были странной парой. У них были дети, но они не выглядели нормальной семьей. Они полностью растворились друг в друге и в своих бесконечных конфликтах.
Это было так похоже на них — за минуту до отъезда на бал начать спор, который требовал разумного обсуждения в более подходящее время.
Замок Горвуд, оказывается, разрушался на протяжении последних трех или четырех сотен лет и время от времени подвергался ремонту в течение этих столетий. По какой-то причине родители вдруг решили, что он должен быть восстановлен в прежнем блеске и Лайл должен поехать туда, чтобы проследить за работами, из-за некоторых проблем с… привидениями?
— Но ты должен поехать, — сказала мать. — Кто-то должен поехать. Кто-то должен что-нибудь сделать.
— Этим кем-то должен быть ваш управляющий, — ответил Лайл. — Просто абсурдно, что во всем графстве Мидлотиан Мейнз не может отыскать рабочих. Я думал, что шотландцы отчаянно нуждаются в работе.
Он подошел к камину, чтобы согреть руки.
Нескольких недель, прошедших после его возвращения из Египта, было недостаточно, чтобы он акклиматизировался. Эта английская осень казалась ему лютой зимой. Пребывание в Шотландии станет для него невыносимой мукой. Погода там даже в разгар лета достаточно мерзкая: серая, ветреная и дождливая, если не идет снег или град.
Он ничего не имеет против суровых условий. Строго говоря, Египет представлял собой еще более враждебную среду. Но в Египте есть цивилизации, которые он открывал. В Шотландии открывать нечего, никаких древних тайн, ждущих своей разгадки.
— Мейнз перепробовал все, даже подкуп, — сказал отец. — Что нам требуется, так это присутствие там мужчины из нашей семьи. Тебе известно, насколько шотландцы привержены своему клану. Они хотят, чтобы лэрд замка
Другими словами, она снова беременна.
— Похоже, ты должен покинуть меня, любовь моя, — проговорила мать, поднимая к голове свою слабую руку. — Перегрина никогда ничего не волновало, кроме греческого, латыни и токского.
— Коптского, — поправил Лайл. — Древнего языка…
— Всегда один только Египет на уме, — произнесла мать с легким всхлипыванием, не предвещавшим ничего хорошего. — Вечно твои пирамиды, мумии и свитки, и никогда — мы. Твои братья даже не знают, кто ты такой!
— Они меня знают достаточно хорошо, — возразил Лайл. — Я тот, кто посылает им все эти замечательные вещицы из дальних краев.
Для них он был бесстрашным и загадочным старшим братом, с которым в дикой и опасной стране происходили всякие захватывающие приключения. И он действительно посылал им подарки, вызывавшие восторг у мальчишек: мумии кошек и птиц, шкурки змей, зубы крокодила и прекрасно сохранившихся скорпионов. Он также регулярно писал им.
И все же Перегрин не мог заглушить внутренний голос, твердивший ему, что он бросил братьев на произвол судьбы. То, что он ничего не мог сделать для них, кроме как разделить с ними их страдания, служило плохой отговоркой.
И только лорд Рэтборн, известный в свете как лорд Совершенство, был в состоянии справиться с его родителями. Он спас от них Лайла. Но теперь у Рэтборна была собственная семья.
Лайл знал, что должен что-нибудь сделать для братьев. Но вся эта затея с замком была сущей ерундой. На сколько ему придется отложить возвращение в Египет? И во имя чего?
— Не понимаю, какая братьям польза от моего прозябания в сыром, разваливающемся старом замке? — проговорил он. — Не могу представить более нелепого поручения, чем путешествие в четыре сотни миль ради спасения кучки суеверных рабочих от призраков. Я также не понимаю, чего испугались ваши крестьяне. Каждый замок в Шотландии наводнен призраками. Они живут повсеместно. На полях сражений. В деревьях. В скалах. Шотландцы обожают свои привидения.
— Тут дело серьезнее, чем привидения, — сказал отец. — Произошли ужасные несчастные случаи, были душераздирающие крики среди ночи.
— Говорят, когда твой кузен Фредерик Далми случайно наступил на могилу прапрабабки Малкольма Макфетриджа, вступило в силу давно забытое проклятие, — добавила мать, пожимая плечами. — Сразу после этого здоровье Фредерика стало ухудшаться. Через три года он скончался!
Лайл смотрел на них, уже не в первый раз желая, чтобы было к кому обернуться и сказать: «Можно ли в это поверить?»
Хотя его родителям принять доводы здравого смысла было почти так же трудно, как для Лайла увидеть единорога, его собственный разум требовал, чтобы он представил им факты.
— Фредерику Далми было девяносто четыре года, — начал он. — Он умер во сне. В своем доме в Эдинбурге, в десяти милях от замка, который, как предполагают, был проклят.
— Не совсем в этом дело, — возразил отец. — Дело в том, что замок Горвуд — собственность Далми, и он разваливается на части!
«И до сих пор вам не было до него никакого дела», — подумал про себя Лайл. Кузен Фредерик покинул замок много лет назад, и они даже не вспоминали о нем. Почему вдруг теперь это стало столь важным?