Вдали от обезумевшей толпы

Харди Томас

– Ну, до свидания, Когген, - сказал Оук.
– Мне сюда.

– Да ну!
– удивленно воскликнул Когген.
– Что же такое нынче стряслось, осмелюсь вас спросить, мистер Оук?

Оуку подумалось, что с его стороны будет некрасиво, если он не расскажет Коггену все как есть, ведь Джан был верен ему и надежен как сталь все годы, когда он страдал по Батшебе, и он сказал:

– Умеете вы хранить тайну, Когген?

– Неужто вы не знаете? Небось я не раз вам это доказывал.

– Знаю, знаю. Так вот, мы с хозяйкой собираемся

обвенчаться завтра утром.

– Силы небесные! А ведь, по правде сказать, мне иной раз кое-что приходило на ум, да, приходило. Но держать все в тайности! Ну, да дело не мое. Желаю вам с ней всяческого счастья!

– Спасибо, Когген. Уверяю вас, такая молчанка мне вовсе не по душе, да и ей тоже, но справлять веселую свадьбу не больно-то пристало, вы сами знаете почему. Батшебе уж очень не хочется, чтобы в церковь набился весь приход глазеть на нее, - она боится этого и очень тревожится, - вот я и стараюсь все так устроить, чтобы ей угодить.

– Понимаю, и мне думается, это правильно. А вы сейчас к причетнику?

– Да. Может, и вы пойдете со мной?

– Боюсь только, как бы наши: труды не пропали даром, - заметил Когген, шагая рядом с ним.
– Старуха Лейбена Толла за полчаса раструбит об этом по всему приходу.

– Ей-богу, раструбит! А ведь мне и невдомек!
– Оук остановился.
– А все же мне надобно с вечера его предупредить, - ведь работает он далеко и уходит из дому спозаранку.

– Слушайте, как надо взяться за дело, - сказал Когген.
– Я постучусь и вызову Лейбена на улицу: надобно, мол, с ним потолковать, а вы стойте в сторонке. Он выйдет, вы ему все и выложите. Ей нипочем не догадаться, зачем он мне понадобился, а для отвода глаз я заброшу словечко-другое про хозяйственные дела.

План был одобрен, Когген смело шагнул вперед и постучал в дверь миссис Толл. Она открыла сама.

– Мне надобно кое о чем потолковать с Лейбеном.

– Его нет дома и не будет до одиннадцати. Как только он кончил работу, пришлось ему отлучиться в Иелбери. Можете говорить со мной - я за него.

– Пожалуй, что нет. Постойте минутку.
– И Когген завернул за угол дома посоветоваться с Оуком.

– Кто это с вами?
– осведомилась миссис Толл.

– Да так, один приятель, - отвечал Когген.

– Скажите, что хозяйка наказала ему ждать ее у церковных дверей завтра в десять утра, - шепотом произнес Оук.
– Чтобы он обязательно пришел да. оделся по-праздничному.

– Праздничное платье выдаст нас с головой, - заметил Когген.

– Ничего не поделаешь, - сказал Оук.
– Втолкуйте же ей это.

Когген добросовестно исполнил поручение.

– Что бы там ни было, дождь либо ведро, снег либо ветер, он все одно должен прийти, - добавил от себя Джан.
– Дело страсть какое важное. Видите ли, ему придется засвидетельствовать ее подпись на бумаге, - тут она с одним фермером заключает договор на долгие годы. Я выложил вам все как есть, матушка Толл,

оно бы и не следовало, да уж больно я люблю вас, хотя и безнадежно.

Сказав это, Когген повернулся и быстро ушел, - ей так и не удалось забросать его вопросами. Приятели заглянули к священнику, но никто не обратил на это внимания. Затем Габриэль возвратился домой и занялся приготовлениями к завтрашнему дню.

– Лидди, - сказала Батшеба, ложась спать в этот вечер, - разбуди меня завтра в семь часов, в случае если я просплю.

– Да вы всегда просыпаетесь еще до этого, мэм.

– Да, но завтра мне предстоит важное дело - я потом тебе все расскажу, - и я должна встать пораньше.

Однако Батшеба проснулась в четыре часа, и, как ни старалась, ей больше не удалось уснуть. Около шести она потеряла терпение и стала себя уверять, что ее часы ночью остановились. Она пошла и постучала в дверь Лидди, и ей не без труда удалось разбудить девушку.

– Но, кажется, это я должна была вас разбудить?
– недоумевала Лидди. А ведь еще нет и шести.

– Конечно, есть. Что это ты выдумываешь, Лидди? Я знаю, что уже больше семи часов. Приходи ко мне поскорей; я хочу, чтобы ты меня как следует причесала.

Когда Лидди вошла в комнату Батшебы, хозяйка уже ждала ее. Девушка никак не могла понять, зачем такая спешка.

– Что такое стряслось, мэм?
– спросила она.

– Так и быть, я скажу тебе.
– И Батшеба посмотрела на нее с лукавой улыбкой в сияющих глазах.
– Фермер Оук придет ко мне сегодня обедать.

– Фермер Оук? И больше никого?.. Вы будете обедать вдвоем?

– Да.

– Но, пожалуй, это будет неосторожно, мэм, ведь и без того идут всякие толки, - опасливо сказала ее приятельница.
– Доброе имя женщины такая хрупкая вещь...

Батшеба расхохоталась, щеки у нее вспыхнули, и она шепнула Лидди на ухо несколько слов, хотя они были в комнате один. Лидди вытаращила глаза и воскликнула:

– Батюшки мои! Вот так новости! У меня сердце так и затрепыхалось!

– А у меня вот-вот выпрыгнет!
– сказала Батшеба.
– Да теперь уж ничего не поделаешь.

Утро было сырое, неприветливое. Тем не менее без двадцати десять Оук вышел из дому и

Поднялся на холм крутой;

Он шел твердой стопой

За невестой своей молодой,

и постучал в дверь Батшебы. Спустя десять минут можно было видеть, как два зонта - один большой, другой поменьше - появились из этих же дверей и поплыли в тумане по дороге по направлению к церкви. Расстояние было невелико - не более четверти мили, и благоразумная чета решила, что нет смысла ехать в экипаже. Постороннему наблюдателю пришлось бы подойти чуть ли не вплотную, чтобы разглядеть под зонтами Оука и Батшебу, которые первый раз в жизни шли рука об руку, - Оук в длинном, до колен, сюртуке, а Батшеба в плаще, спускавшемся до самых галош. Несмотря на будничную одежду, Батшеба выглядела помолодевшей: