Вдогонку за последней строкой
Шрифт:
Ах, эти южные завоеватели с порохом в мыслях, с весной в душе, с дарованной им, Бог весть за что, врожденной свободой самовыражения, с этим предчувствием близкой истины, соединяющей тьму и
3
Как верно было бы вернуться в тот бесконечно далекий день, когда я пришел в этот мир загадок, соблазнов и искусительной, властной потребности сделать свою заветную тайну общим достоянием. Странное дело! Во мне уживались две противоречивых стихии. С одной стороны, оратор и трибун, с другой – примиряющий утешитель, который своей кожей чувствует, как нужна писателю эта целительная надежда, что он извлечет из груды слов, из всех этих стершихся побрякушек, ту самую верную стрелу, которая в нужный момент отделится от туго натянутой тетивы. И я испытаю радость сопричастности с миром живых.
Да, я еще жив, и мой карандаш, нацеленный в белый листок бумаги, дает мне такую ошеломительную, такую ни с чем ни сравнимую радость, что я завидую сам себе. Секрет так прост и так удивителен, нужно понять,
Сколько б ни выпадало тягот, усилий, даже напрасных попыток в конце концов добежать, достучаться до близких людей и до дальних миров – все это вряд ли мне по зубам. Стало быть, надо не думать об этом, а попросту взмахивать карандашиком, засеивать буковками клочок еще не оскверненной бумаги и помогать себе и другим хоть как-то договориться с бедой. Неужто девять десятилетий моей трудовой бессрочной вахты мне не дадут ни пощады, ни сна? И кажется, только один еще вздох – и все разрешится само собою, всего лишь один спасительный вздох.
Конец ознакомительного фрагмента.