Вдохновенные притчи. Поучительная проза русских классиков (сборник)
Шрифт:
– Но что же мне сделать с эфиопом! Вы не знаете, как черен и смраден эфиоп, который живет в моей совести, – говорил им Данила.
А они ему отвечали:
– Перестань мыть этого эфиопа – это все равно, что бороздить огонь и варить камни.
Данила не знал больше высокоосвященных владык и с горя решился идти в свой город, откуда был родом, чтобы предстать там своему князю и просить над собою суда за убийство.
И когда Данила лег спать в эту ночь, он увидел в полусне совесть свою: она уже не была так черна, как мурин, а показалась ему смуглою, как дитя, рожденное от эфиопки и эллина.
Добрался
Отроки спали, а заметил Данилу княжий приспешник [14] и закричал на него:
– Что ты здесь, нетяг ленивый [15] , болтаешься? Верно, устал и оголодал от праздности и пришел сюда обнюхивать кухонные очаги у князя! Здесь нет для тебя лакомых снедей!
14
Приспешник – прислужник.
15
Нетяг ленивый – тавтологический оборот, построенный на заимствовании Лесковым из «Лексикона славеноросского» (1627) Памвы Берынды, где пояснено, что слова «нетяг» и «ленивый» имеют одно и то же значение.
А Данила ответил:
– Я не ищу обонять очаги, чтобы насытиться лакомых снедей, и совсем не забочусь о моем внутреннем мешке. Если бы я хотел откармливать себя как птицу, жиреющую впотьмах неведения, я не обошел бы столько, сколько обошли мои ноги.
Приспешник подумал: быть может, это отец Мартиан, который в два года обежал сто шестьдесят четыре города, скрываясь от женщин, и все-таки везде их находил, – и он закинул за плечи свой фартук и положил ложку, которою снимал пену, и сказал:
– Я, пожалуй, налью тебе сочного варева и отрежу печеного мяса, а ты съешь поскорей и расскажи мне: как ты от женщин бежал и как они за тобой гнались и каким родом тебя соблазняли.
Данила ответил, что он ни взвара, ни мяса не хочет и женщины ему нигде жить не мешали.
– Так чего ж тебе нужно и зачем ты пришел?
– Я убил человека и мучаюсь от этого в совести. Я уже обошел всех патриархов и папу и всем каялся.
– Вот ты счастливец, сколько ты видел святыни. Это не то что я, несчастный, верчусь у моего очага. Хочешь, я тебя угощу крылом красной птицы, а ты мне скажи поскорей: что сказали тебе патриархи и папа?
– Они мне сказали, что на мне нет греха за убийство, но я этого не чувствую и пришел теперь к князю.
– А это ты и напрасно сделал, – сказал приспешник. – Я от природы охотник все знать и скажу тебе прямо, что если тебе не удовольнил своим прощением патриарх, носящий образ великого Марка [16] , то может ли князь что-нибудь тебе сделать. Он тебе не простит убийства.
– Вот я того-то и желаю, – отвечал Данила.
– Ты хочешь получить смертное наказание?
16
То есть названный именем св. апостола и евангелиста Марка.
– Я хочу получить
– А это тоже любопытное дело: у князя есть судбищное место, где он садится и разбирает народ. Ты погложи здесь вот эту лепешку, а я разбужу княжьих отроков и приду послушать, когда князь разберет твое дело: велит ли он тебя распять на дереве или прикажет тебя отвести на потраву в зверинец.
Приспешник побежал сказать о Даниле княжьим отрокам, а те взяли его, отвели к темничному стражу и велели держать под крепким караулом, пока князь захочет судить людей и тогда его потребует.
Набили Даниле на шею тяжелую колодку и бросили его в яму надолго.
Дожидался Данила в яме княжьего суда не день, не два и не месяц, а много лет; во все это время князь был то на ловах, то в боях, на пирах и в ристаньях, но, наконец, раз он воротился в свой стольный город и, всеми иными делами наскучив, захотел рассудить ожидавших его связней. Вышел для этого князь из терема и сел на свое место, а отроки начали подводить к нему одного за другим виноватых и сказывать на них вины, какими кто преступился.
Князь всех рассудил и приказал, кто кому должен заплатить и кого за какую провинность чем наказать надо, а когда дело дошло до Данилы, то отроки о нем сказали:
– Этот старый человек, которого видишь (ибо Данила уже состарился) явился сам на твой суд по своей доброй воле. Он сказывает на себя убийство.
Князь удивился, что Данила уже стар и слаб – так, что едва ли он мог с кем-нибудь сильничать и кого-нибудь убить.
А Данила ему отвечает:
– Это я состарился, княже, от моего греха. Истерзала меня совесть, в которой я много лет волочу эфиопа, но когда я сделал убийство, я тогда был еще молод. Дозволь рассказать тебе все и рассуди меня, как бы я только вчера сделал мой грех.
– Хорошо, – сказал князь, – я тебе это обещаю.
Данила и рассказал князю все и прибавил, как он ходил ко всем патриархам и к папе и что они ему отвечали.
– Что же: неужели тебя это не облегчило? – вопросил князь.
– Нет, мне стало еще тяжелее.
– Отчего?
– Оттого, княже, что я начал думать: не закрыли б от глаз наших слово Христово слова человеческие, тогда отбежит от людей справедливость и закон христианской любви будет им все равно как бы неизвестен. Я боюсь соблазна и не ищу далее вразумления от освященных, а предстал пред тобою и прошу себе кары за смерть человека.
И Данила упал и простерся перед князем на землю.
Князь же, взглянув на Данилу пристальным взглядом и видя на лице его слезы и терзающую скорбь, отвечал:
– Старик, ты смутил меня. Давно не видал я того, что на лице твоем вижу: вот ты имеешь добрую совесть, и я вижу, что ее носить нелегко. Рад бы тебе я помочь, но суда патриархов я отменять не могу, а, как князь, в своем смысле еще нечто добавлю. Если бы ты убил человека нашего княжества и святой веры нашей, тогда я бы тебя осудил к платежу или к казни на смерть, но как же я тебя осужу, когда ты убил врага-супостата, некрещеного варвара! Не они ли, скажи, делают из-за рубежа набеги на княжество наше, не они ли угоняют наш скот и уводят людей? Как же нам их жалеть?… По-моему, ты хорошо сделал, что убил одного варвара, а еще бы лучше сделал, если бы убил семерых варваров, тогда бы ты от меня еще большей хвалы был бы достоин.