Вдоль по памяти. Люди и звери моего детства. Бирюзовое небо детства. Шрамы на памяти
Шрифт:
Я быстро убрал провода и с самым невинным видом не спеша вышел на улицу. Там у калиток стали появляться, не вышедшие на работу, соседки и старушки. Все спрашивали друг у друга, что произошло. Примечательным и спасительным для меня явилось то, что никто не смог указать направления, откуда пришел звук взрыва. Вероятно, настолько он был сильным. В ушах у меня звенело до самого вечера.
В результате моих бездумных изысканий (если такое словосочетание возможно вообще) дважды серьезно пострадал указательный палец правой руки. Первый раз это случилось в возрасте десяти лет. Вытащив из норки с помощью нитки с комочком смолы на конце, огромного тарантула,
После безуспешной попытки стряхнуть я отодрал паука палочкой, вырвав вонзившиеся челюсти. Вспомнив прочитанную заметку в газете "Юный ленинец" о том, как вести себя при укусе тарантула и змеи, я долго выдавливал и без того, обильно капающую кровь из ранки. Несмотря на это, появилась нетерпимая жгучая боль, которая не утихала несколько дней. Палец покраснел, затем стал каким-то серым и покрылся множеством мелких ранок, из которых сочилась розовато-желтая водичка.
Причину появления раны я, разумеется, скрыл. Обе бабушки, соседки и мама единодушно признали, что у меня "волокно". Что это такое, ответить мне не мог никто. Фельдшер Дюня осмотрев палец, сказал, что у меня панариций. Лишь много позже я узнал, что все были правы в определении диагноза. Панариций в народе называют волосень, волос. Раны на пальце заживали долго, несмотря на чудодейственную стрептоцидовую мазь, вкусно пахнувшую рыбьим жиром.
Ровно через два года я попытался определить силу стартера миниатюрного трактора ДТ 14, на котором мой дядя Ваня Гавриш развозил на ферме корма. Захватив изо всех сил ремень, соединяющий шкивы двигателя и динамы, я нажал на ручку стартера.
Даже не почувствовав сопротивления, ремень затянул ногтевую фалангу моего многострадального пальца под шкив, оставив размозженную рану и расколов наискось мой ноготь. Два дня палец я никому не показывал, а потом снова был выставлен спасительный диагноз - волокно.
Как и в первый раз, выручила безотказная стрептоцидовая мазь. До сих пор ногтевая фаланга на правой руке шире левой, а ноготь украшен продольным хребтом и мелкими волнами. А ведь ремень мог затянуть под шкив кисть, а то и гораздо больше.
Вспоминая сейчас драматические события моего детства, я могу с достаточной степенью достоверности утверждать, что подавляющее число леденящих душу происшествий пришлись на период от десяти до тринадцати лет. После тринадцати, особенно, когда я стал учиться в седьмом, тогда выпускном классе сельской школы, интерес к острым приключениям угас как-то самостоятельно, без понуканий и репрессий.
Увлечение фотографией, а потом радиоконструированием, постоянное общение со взрослыми рабочими и техниками в лаборатории КИП и автоматики сахарного завода отодвинули актуальность былых приключений куда-то далеко, на самый задний план.
Мой старший, Олег, будучи в детстве болезненным ребенком, рос в атмосфере сверхизбыточной опеки как со стороны нас, родителей, так и бабушек и дедушек. Оберегая его от частых простуд, трудностей и опасностей детского и подросткового периода, я часто лишал собственного ребенка возможности испытать неповторимую многогранность ярких ощущений, свойственных каждому периоду становления личности. Уже позже, как говорится, он сделал себя сам.
Вполне осознанно, когда моему младшему - Жене минуло десять, я дал ему возможность испытать все прелести и трудности детских и подростковых увлечений. Он вдоволь
Всех пресмыкающихся лично я не переношу до сих пор. Когда вижу любую змею, мгновенно забываю, у кого должны быть желтые пятна на голове: у ужа или гадюки?
Женя путешествовал на велосипеде в любую погоду, ночью и днем, по дорогам и бездорожью. Вдоволь испытал прелести как летней, так и зимней рыбалки. Он был центром и душой многочисленного собачьего окружения, которое царит в нашем дворе по сей день.
Сейчас он далеко. Недавно, общаясь по скайпу, он сказал:
– Папа, как я благодарен тебе за то, что в детстве я наелся всех мальчишеских увлечений досыта. Спасибо, что ты дал мне такую возможность.
Я промолчал. А еще я где-то прочитал... Каждый мужчина - случайно выживший мальчик.
И тянут дороги
Все снова и снова проверить.
Дороги - вы боги,
В которых нельзя не поверить
Ю. Теменский
Первые путешествия
– Просыпайся ! Вставай! Пора ехать.
– мама тормошила меня сонного.
Я еще не понимал, чего от меня хотят. Я хотел только спать. Когда мама меня одевала, я заваливался набок, несмотря на то, что накануне вечером, возбужденный, долго не мог уснуть, обещал проснуться первым. Но сейчас я не помнил, что долго не мог уснуть, что обещал лично разбудить всех.
Мы ехали в Каетановку. В гости. Это было, как говорили тогда, на зеленые свята, то есть на Троицу. Не надо искать календари или подсчитывать. За секунды интернет выдал дату. В том году это было 25 мая. Ехали по приглашению старшей сестры отца тети Ганьки и его брата, который был старше отца на четыре года - дяди Миши. У нас они были в гостях на Пасху. Ездили тогда в гости по тем меркам довольно часто. Дядя Симон, самый старший брат отца, приезжал из Димитрешт каждый год на Октябрьские.
В Каетановку ездили на подводах, некоторые ходили пешком, преодолевая 25 километров за 5 - 6 часов. Чуть быстрее ехали подводами. Потом стал ходить пригородный поезд Бельцы - Окница. Дядя Симон приезжал из Димитрешт поездом до Дондюшан. Он гордо показывал удостоверение железнодорожника, по которому ездил бесплатно. С Дондюшан до Елизаветовки было два часа пешего хода.
А пока мама тормошила меня, говоря:
– Отец уже приехал и ждет нас на подводе.
На еще слабых от сна ногах я вышел за калитку, держась за мамину руку. На подводе уже сидела тетка Мария. Мама усадила меня за спиной отца, укрыв меня фуфайкой и подоткнув ее под меня. Было прохладно. Уже начинало светать. Уселась и мама, прижав меня к себе. Тронулись. Мелко затряслась на кочках подвода. Я только успел почувствовать боком мамино тепло и провалился в глубокий сон.
Проснулся я от громкого отцова "Но-о" и щелканья кнута. Мы ехали в гору. Лошади с трудом тянули повозку. Было совсем светло. С обеих сторон над дорогой склонились высокие деревья густого леса. Со стороны мамы, сквозь деревья часто мелькало солнце. Взрослые разговаривали громко, стараясь перебить тарахтенье повозки. Я не понимал, о чем они говорили, но запомнилось: цаульский лес и грибы. Я с интересом и страхом всматривался вглубь леса, где еще царила темень. Но там не было видно ничего страшного, тем более волков.