Вдоль по памяти. Шрамы на памяти. Люди и звери моего детства. Бирюзовое небо детства
Шрифт:
Выпив пива, дядя Казимир сказал Алеше, пьющему уже второй бокал:
– Много не пей, у нас инспекция уже заставляет дышать в стакан. Да и вот, - кивнул он на меня, - повезешь.
– Порядок в танковых войсках, - весело откликнулся Алеша.
В селе поговаривали, что Алеша мог выпить десять бокалов пива подряд.
Пить хочешь?
– спросил дядя Казимир, вероятно заметив, как я смотрю на ходивший ходуном кадык на Алешиной шее.
Я кивнул. Рядом с Айзиком под огромной дырявой парасолькой невысокая тетка продавала газированную воду. Поставив стакан вверх дном на колесико с дырочками,
Дядя Казимир заплатил за воду и кивнул мне на стакан:
– Бери.
Я стал пить прохладную газировку. Язык щипало, запахло вишнями, а лицо стали холодить, выпрыгивающие из воды, невидимые брызги.
Едва мы отошли от Айзика, как с отрыжкой мне в нос ударило что-то жгучее, щиплющее и приятное одновременно. Снова запахло газировкой. Но моим вниманием уже завладел медведь, появившийся перед нами так внезапно, что я вздрогнул. Он стоял на базарной площади на задних ногах. Одну лапу он поднял вверх, как бы приветствуя меня, а другой обнимал сидящего на стуле парня с выбивавшимися из-под фуражки русыми кудрями и незажженной папиросой в зубах.
Через несколько мгновений до меня дошло, что настоящий только парень, а медведь был туго набит серой ватой, выбивавшейся кое-где из грубых швов. В нескольких метрах от медведя стояла раздвижная тренога, на которой громоздился огромный фотоаппарат с растянутой черной гармошкой.
Хочешь сфотографироваться?
– спросил дядя Казимир, кивком показывая в сторону медведя.
Я отрицательно покачал головой. Я видел, что медведь не живой, но чувствовать на себе его огромную лапу не хотелось.
От медведя меня отвлекли звуки гармони и хриплый гнусавый голос:
Темная ночь, только пули свистят по степи,
Только ветер гудит в проводах.
Тускло звезды мерцают.
Я знал эту песню. Ее по вечерам часто пела мама. Несмотря на свист пуль, мамино пение вселяло в меня ощущение покоя и безопасности. Но сейчас мне стало жутко. По проходу медленно двигалась женщина и на веревке волокла за собой широкую доску на колесиках. На доске сидел нищий без обеих ног в замусоленном френче. Там, где должны быть ноги, лежала военная фуражка, в которой блестели копейки. Лишь потом я увидел, что глаз у нищего не было. Вместо глаз и носа темнела яма. Выше обезображенной верхней губы чернели две дырки. Нищий широко растягивал гармонь и пел.
Женщина подтянула колясочку со слепым поближе к прилавку Айзика. Сложив руки на груди, женщина подняла высоко голову и, глядя в небо, запела вместе со слепым:
Как я люблю глубину твоих ласковых глаз,
Как я хочу к ним прижаться
Теперь губами...
Стоявшая рядом с нами женщина в черном громко всхлипнула. Она подошла к слепому и бросила в фуражку горсть монет. Стоявший в очереди за пивом мужчина в светлом костюме что-то сказал Айзику. Тот налил два стакана пива. Мужчина протянул их женщине. Женщина отдала один стакан слепому, который стал жадно
– Пошли!
– поспешно сказал дядя Казимир, - Пойдем, я тебе что-то интересное покажу.
Мы подошли к небольшой группе, большинство в которой составляли женщины. Дядя Казимир раздвинул рукой двух женщин и протолкнул меня вперед. Я оцепенел от восторга. Низенький горбатый старичок в черной шляпе держал на неожиданно большой ладони небольшого черно-пегого зверька. Старичок без конца повторял:
– Кому погадать на щастя? Кому погадать на щастя? Все збувается, все точно збувается... Всего за один рубель. Один рубель. Граждане подходьте! На щастя! На щастя...
Молодая женщина вытащила из-за пазухи рубль и подала его старику. Тот спрятал деньги и выпустил зверька на низенький ящик, заполненный аккуратно нарезанными картонками. Толпа смолкла. Зверек долго передвигался по карточкам, обнюхивая их.
– Ищет, ищет, - раздался тихий голос в толпе.
Наконец зверек остановился и, захватив зубами одну из карточек, вытащил.
– Читает тилько той, хто плотит. Читает тилько один. Бо не збудется або збудется навпаки. Прочитайте три раза, отдайте карточку и чекайте. Никому не росказуйте, бо не збудется.
Женщина прочитала и, покраснев, вернула карточку старику и ушла. Двинулись и мы дядей Казимиром. Меня распирало от вопросов:
– Дядя Казимир, а что это за зверек?
– Это обычная морская свинка. Понравилась?
– Совсем не похожа на свинку. Больше похожа на щура, только рябая. А она что, в море живет?
– Нет, она в море не живет. Она быстро тонет. А назвали ее так, наверное, потому, что когда они хотят кушать или ищут друг друга, то кричат "Кви-кви, кви-кви".
– объяснял дядя Казимир.
– А как она узнает, у кого какое счастье? - не унимался я. Моя стеснительность, вначале вызванная пустым рукавом дяди Казимира, куда-то улетучилась.
– Да ничего она не узнает. Наверное, несколько картонок натирают чем-то вкусным. А свинку с утра, скорее всего, не кормят. Вот она и хватает зубами.
Мое разочарование было ошеломительным. Выходит, что дед обманщик. А еще говорит, чтобы никому не рассказывать. А я уже представлял, как по приезду я буду рассказывать о чудесах в Могилеве. А тут и рассказывать нечего. Жулики, как говорит в таких случаях старенький, но грамотный дед Михасько Калуцкий.
Мы еще походили по базару, но ничего интересного уже не было. Возвращаясь к ларьку, мы наткнулись на тетю, которая продавала петушков со свистками. Таких я уже видел сколько угодно. Но эти были особые. Если в них залить воду и дуть в хвост, то петушок поет как соловей. Дядя Казимир, видя, что петушки мне понравились, купил мне один. Прежде чем отдать петушка мне, дядя Казимир вымыл его у колонки. Особенно долго он протирал пальцами хвост, который брала в рот продавщица петушков. Лишь потом, снова заполнив водой, он отдал петушка мне. Мой петух заливался трелями до самого ларька.