Вдоль по памяти. Шрамы на памяти. Люди и звери моего детства. Бирюзовое небо детства
Шрифт:
Назначение творога, по нашим сведениям, было двояким. Упакованный в пакеты из плотной бумаги, творог предназначался для армии. По другой версии высушенный творог служил сырьем для изготовления пуговиц нижнего белья и производства казеинового клея.
Если толстая, с синюшным лицом и папиросой "Беломорканал" в зубах, пожилая тетка орала на нас истошным осипшим голосом, призывая на наши головы мыслимые и немыслимые беды, то Никита молча проходил мимо и тут же скрывался в черных дверях котельной.
С наполненными карманами ближе к вечеру мы
– Ты знаешь Никиту?
Я кивнул.
– Проводить тебя к нему?
Я пожал плечами.
– Зачем?
В свои четырнадцать лет я вообще не чувствовал себя стесненным в общении со знакомыми и незнакомыми. Более того, я почему-то был твердо убежден, что Никита мне не откажет.
Через несколько минут я уже стучал в черные промасленные двери котельной маслосырзавода. Мне никто не ответил. Я потянул тяжелую дверь на себя. В мои уши ворвался шум работающего дизеля. Налево была котельная и дизельная. Направо - темный коридор, заканчивающийся двойной дощатой дверью. Без стука потянул двери на себя.
Никита сидел на массивном табурете и возился с, вынутым из черного пластмассового футляра, небольшим радиоприемником. Я закрыл двери. Шум дизеля стал много тише. Я поздоровался. Никита повернул голову и кивком указал мне на свободный табурет с торца стола. Я сел. Никита вставил лампы и задвинул шасси приемника в футляр. Привстал и открыл форточку. Тотчас заструился, смешиваясь с густым табачным дымом, проникший в комнатушку свежий воздух. Крупные седые завитки медленно спускались до самого стола. Глядя на спускающиеся закручивающиеся клубы дыма, я только сейчас ощутил, заполнивший всю комнату, спёртый табачный перегар и закашлялся.
– Что там у тебя сломалось?
– У меня ничего не сломалось. Мне нужна лампа Г-807.
Никита всем корпусом повернулся ко мне. Несколько секунд он смотрел на меня, как будто запоминая. Потом откинул голову назад.
– Зачем тебе такая лампа?
– Буду собирать передатчик.
– Покажи схему!
Я достал из кармана сложенный вчетверо вырванный двойной лист тетрадной бумаги в клеточку. Там была нарисована схема, обозначены величины конденсаторов и сопротивлений, число витков катушки контура и режимы напряжений на электродах лампы.
Никита внимательно изучил, нарисованное и написанное мной на бумаге в светло-фиолетовую клеточку.
– Но на этой схеме в качестве генератора 6П3С! Схема не будет работать на другой лампе.
– Будет! Напряжение на аноде и экранной
Никита уже смотрел на меня весело, как Боря.
– А сопротивления? Конденсаторы?
– Мощность сопротивлений надо увеличить. Я уже прикинул. Полуваттные заменю двухваттными, одноваттные - пятиваттными. Пойдет!
Никита с грохотом развернул табурет:
– Зачем тебе такой мощный передатчик?
– Чтобы доставало подальше. До Елизаветовки, Дрокии. Свяжусь с Могилевом.
– А в Могилеве у тебя кто?
– Свяжусь с Володей, у него дома зарегистрированная радиостанция.
– Ты знаешь Володю?
– Знаю. Его позывной УО5КАВ. Я достал у него керамический каркас для контурной катушки.
– А ты в курсе, какое расстояние перекрывает приставка на Г-807?
– Тридцать-сорок километров.
– Больше! А при определенных условиях проходимости волн тебя могут услышать за сотни километров!
Я оживился:
– Так это же хорошо!
– Очень хорошо! Запеленгуют. Сейчас это очень легко делается. Приедут, тебе надерут задницу, приставку расколотят, а твоему отцу такой штраф выпишут, что он с самой Елизаветовки пешком прибежит сюда. Во будет пеленг!
Стоп! То, что он знал меня и отца, круто меняло дело! Но откуда? Надо быть осмотрительным. А я полагал, что в Дондюшанах я обрёл полную свободу! Я подозревал, что отца на станции знали многие. Но то, что его знал Никита, стало неожиданностью. Не иначе плопский киномеханик Миша ему рассказал, что у отца классное вино. А Мишу с Никитой вдвоем я видел однажды в чайной у Гендлера!
А Никита тем временем продолжал:
– Маломощные приставки тоже вне закона. Вы же засираете весь эфир! Ты хоть знаешь, какая радиостанция на трехстах метрах?
– Знаю. Кишинев. Но мой контур будет работать на 270 метров. Мы с Аркадием Дудко уже подсчитали витки катушки.
Наконец-то он спросил, как меня зовут?
– Женя! Вас не трогают, потому что вы хоть каким-то делом заняты. Не хулиганите, не пьёте, не воруете. Потом в армии легче радистов из вас отбирать. А затем в техникум, а то и в институт радиолюбителей охотнее берут. Ладно! Помогу тебе.
Должен заметить, что приведенные выше слова из ненормативной лексики были самыми ругательными за всё время нашего общения с Никитой. Скорее всего, он не был святым, но в моем присутствии он всегда избегал "острых" выражений.
Приставку, я собрал как все, на 6П3С. Поскольку я жил на квартире у Сусловых, приставку я собирал у Никиты. У него же и испытали. Приставку я забрал и в тот же день был дома у Аркадия Дудко. Подключили к его радиоле. В тот вечер мы стали новоиспеченными "королями эфира". Крутили пластинки, передавали музыкальные приветы. На второй день мы искренне огорчились. Нашу передачу никто не слышал. Только Толя Руссу, лаборант кабинета физики в тот вечер засек наш первый выход в эфир.