Вдова Его Величества
Шрифт:
Джио умела слушать.
Всегда.
Помнится, первое время Катарина ее боялась. И терялась в ее присутствии. Впрочем, в первое время она терялась постоянно, а Джио ждала. Джио умела держаться рядом, но будто бы в стороне.
— Раньше учитывались только первичные связи, и с этой точки зрения структура близка к совершенству, но если посмотреть иначе… — Катарина провела пальцем, разделив рунный блок на три части. — Огромное количество энергии тратится на то, чтобы удержать саму структуру, не позволить ей развалиться. Что-то рассеивается, а уж
— Тебе стоило родиться мужчиной.
— Я знаю, — Катарина вздохнула и закрыла альбом. Завтра. Она возьмется за него завтра.
Или послезавтра.
Джио отвернулась. Она знала, что рисунок этот Катарина сделала еще в Королевской башне. С тех пор прошло шесть лет.
Катарина просто устала.
Ей нужно отдохнуть.
— Что ж, дорогая, — Джио поднялась. — Пожалуй, пойду я спать… и тебе советую. Завтра ранний подъем. Надо же взглянуть на этого твоего… героя.
Она ушла. И дверь прикрыла, позволив Катарине поверить, что она осталась одна. Потом, позже, когда Катарина уснет, Джио дверь откроет, чтобы слышать.
И пускай. Так даже спокойнее.
Катарина вновь открыла альбом. Руны и руны, сплетшиеся в рисунке. Раньше считалось, что мастер должен создавать вещи не только функциональные, но и красивые. Порой доходило до нелепого, как вот здесь: пять рун добавили лишь для того, чтобы не нарушать узора.
Королевские олени.
Розы.
И гончие псы Слепой жницы, о которой должен помнить всяк, что король, что нищий. Король помнил. Генрих боялся смерти и с каждым годом все сильней. Он прятал этот страх, а тот прорывался, перерождался, нашептывая, что все-то вокруг ждут и не дождутся, когда же его, Генриха, не станет. Страх плодил заговоры и заговорщиков, заставляя искать злой умысел в самых, казалось бы, обыкновенных вещах.
Кто погасил кристаллы?
Кто подвинул королевское кресло слишком близко к камину?
Кто смотрит вслед или смеется, поглядывая на короля? Кто смеет говорить, что этот король слишком стар и толст… кто…
Катарина решительно захлопнула альбом.
Не сегодня. И вправду стоит отдохнуть, ибо с Джио станется поднять ее на рассвете. А Катарина даже не уверена, что найдет малинник, а если найдет… кто сказал, что тот мужчина появится? Да и… это ведь совершенно неприлично!
Непристойно!
Сидеть в кустах, ожидая… Катарина вдруг хихикнула. И зажала рот руками, представив, как бы отреагировал отец, узнай он… а потом смех исчез.
Как… он умел воспитывать непокорных детей. И не только словом.
Газету, оставленную Джио, Катарина все-таки взяла. И забралась в постель, на сей раз теплую и мягкую. Перины перетряхнули, одеяло подсушили, сменили постельное белье…
Хорошо.
Катарина развернула газету.
И вздохнула, поняв, почему та осталась лежать на кресле. Джон женится… Нет, я знала, что он должен будет. Совет настаивал, а Джон тянул, и в этой его медлительности многим виделся намек на нашу несуществующую связь.
А
На Маргарет.
Отец будет доволен. А Катарина… она смотрела на портрет сестры и думала, что, если бы захотела, могла бы оказаться на ее месте. И была бы свадьба.
Корона на ее голове.
Джон… он ведь красив. И добр. Умен. Великодушен.
Пока.
Говорили, что и Генрих когда-то был таким. Но власть рождает чудовищ, а Катарина не хотела видеть, во что превратится по-своему дорогой ей человек.
Поздравить его?
Это будет неразумно, но…
Катарина перевернула страницу.
Писали о помолвке. И о Маргарет, прославляя красоту и кротость младшей из рода Годдард. Странно, что память ее не сохранила. Ей было пять, когда Катарина покинула дом.
Какая она?
Катарина погладила портрет.
Наверняка, она красива… быть может, красивей Катарины. Определенно, куда красивей. Ей шестнадцать, а Катарине двадцать семь. Она только-только расцветает, а Катарина… ей не так долго осталось. Она уже стара. Старше матери, той было двадцать шесть, когда она умерла в очередных родах, оставив отцу пятерых детей.
Слезы все-таки поползли по щекам.
Пускай.
Катарина нашла заметку о себе и прочитала трижды. Легче не стало. Там, во дворце, наверняка решили, что этот отъезд ясно дает понять, что время восьмой королевы ушло.
Хорошо бы отец поверил.
Катарина вздохнула.
И погасила кристаллы. Закрыла глаза, уже понимая, что не уснет — вдруг появилась обида, и на Джона, который так уговаривал остаться, а потом вдруг из всех невест выбрал Маргарет… и на нее, хотя она ни в чем не виновата… на отца, что постарался упрочить свою власть.
На всех тех людей, которые клялись в любви и преданности, а теперь просто-напросто забыли.
Нет больше королевы.
Но как ни странно, Катарина провалилась в сон, и был он теплым, спокойным и полным волшебства. Такие снились ей в глубоком детстве, когда она еще верила, что мир — это чудесное место и люди просто-напросто не могут быть в нем несчастны.
Глава 7
Кайден легко поднялся по старому плющу. Он был осторожен.
Он переступил через тончайшую нить сторожевого заклятья, которое окружило дом. Надо же… нет, заклятье было весьма качественным, но Кайден умел обращаться с такими.
Дважды обойдя вокруг особняка, он остановился перед задней дверью, которая была приоткрыта.
— …а потом она мне так и говорит…
Раздраженные человеческие голоса заставили Кайдена попятиться и замереть. Он знал, что люди в темноте видят плохо, но рисковать не собирался.
Уходить тоже.
Слуги зачастую знают многое, а ему было любопытно.
— И огнем как…
— Да свистишь, если б она тебя огнем пальнула, ты б тут не стоял.
— Легко тебе говорить, — этот голос был по-женски визглив, хотя и принадлежал мужчине. — Где это видано, чтобы живых людей…