Вдова живого мужа

Шкатула Лариса Олеговна

— Еще немного, — сказала эта прекрасная женщина, — и мне впрямь захочется обрушить на ваш… Хамад какую-нибудь горку потяжелее.

— Если, конечно, у тебя это получится!

— Ты в этом сомневаешься? — в глазах Наташи мелькнуло нечто, удивившее посвященного: она верила в то, что сможет.

— Пощади, госпожа! — он шутливо воздел руки кверху. — Прости, что усомнился!

— Прощаю, — вздохнула она, подумав вдруг, не слишком ли быстро смирилась? Закалилась или очерствела? Ни тебе страха, ни смущения. Кажется, даже прабабки примолкли от неожиданности — не такой её себе представляли?

Или наоборот, успокоились: без них со всем справится? Им-то самим кто помогал? Случались, конечно, рядом достойные мужчины, верные друзья, а в пору сомнений, когда надо принимать решение самостоятельно?

— О такой напарнице прежде я мог только мечтать. Честно говоря, до встречи с тобой считал женщин существами слабыми, истеричными, к серьезному делу непригодными, — вывел её из задумчивости голос Евгения. — А уж силу воли в вас я даже не подозревал.

Ей было приятно его восхищение, но что-то мешало этому чувству отдаваться. Осознание ненормальности происходящего? Дурные предчувствия? Сосредоточенность перед решительными действиями? Чтобы отвлечься от нахлынувших тревожных мыслей, она спросила:

— Скажи, а почему ты не уехал за границу? Или не пошел воевать?

Он нахмурился.

— Потому что я, как бы помягче выразиться, махровый патриот. Это — на вопрос "почему не уехал". Я не хочу жить под чужим солнцем и любить чужих женщин. Разве могла где-нибудь ещё кроме России родиться такая женщина, как ты?

— Не отвлекайся, — сдерживая улыбку, сказала Наташа.

— А воевать… Не могу представить себя среди душителей революции. Классик что-то говорил про крестьянский бунт, бессмысленный и жестокий, но и в этом случае я не хотел бы воевать против собственного народа. Я вообще противник революции. Считаю, на почве, политой кровью, не может вырасти ничего хорошего, хотя в юности зачитывался социалистами-утопистами. Скажешь, я работал в таком заведении, где тоже не в бирюльки играют? Но я знал, или хотя бы верил, что наша работа делается в интересах государства Российского. Теперь же… Чего уж себя обманывать, я растерялся. Моя работа никому не нужна! Сам я никому не нужен! Страшно. А в чужой стране?

— Что же теперь делать? — Наташа примерила на себя его слова, и на душе вконец стало холодно — она зябко поежилась.

— Может, останемся здесь, а? — он опустился на пол и обнял её колени. — Со временем я стану верховным магом, заведу другие законы. Здесь, под землей, не доступные другим смертным, мы создадим свою страну, в которой все будут счастливы. Разве не об этом мечтали философы прошлого?

— Город Солнца — под землей? Всю жизнь под землей?! — вздрогнула она.

— Ну хотя бы подождем, пока наверху все уладится, — неуверенно предложил Евгений.

— А если для этого понадобится ждать пятьдесят лет? Или сто? — ужаснулась Наташа. — Разве мы — крысы, чтобы жить в норах?

— Не крысы, но и не живые мишени! — он вскочил на ноги. — Не так страшен пан, как хам! Я не хочу пресмыкаться перед всяким только потому, что он родился в бедности. Я не хочу выпрашивать подачку и зависеть от людей, которые, не моргнув глазом, стреляют в женщин и детей из-за того, что считают их "буржуями"!

— Откуда

ты это взял? — тихо спросила она.

— Я сам видел! — он судорожно глотнул, на мгновение превратившись из взрослого сурового мужчины в отчаявшегося мальчишку. — Сам! Не дай Бог такое увидеть ещё раз!

— Успокойся, — Наташа взяла его за руку и усадила рядом с собой. Давай ещё подумаем, а потом решим, как быть дальше. Знаешь, мой дядя Николя говорил, что на второй взгляд чувствуешь гораздо меньше страха, чем на первый…

Он поднял женщину на руки и заглянул ей в глаза.

— Неужели судьба наконец сжалилась надо мной и послала ангела-хранителя?!

Она выскользнула из его объятий.

— А знаешь, я бы чего-нибудь съела!

— Ангел-хранитель на поверку оказался обычной прожорливой женщиной, рассмеялся Евгений. — Ты хочешь, чтобы завтрак принесли сюда или желаешь познакомиться со всеми посвященными Аралхамада?

— Желаю познакомиться, — она топнула ногой. — И желаю одежду. Поприличней.

— Понял! — он шутливо поклонился и вышел.

Обеденная зала представляла собой высокую овальную пещеру: в одной её половине за деревянной перегородкой располагалась кухня, во второй — столы. Стояли они странно, ступенями — на небольшой площадке вверху один стол, ступенью ниже — два стола, ещё ниже три и так до семи. В самом низу, чуть в стороне, стоял ещё с десяток столов. Для послушников.

— Не так уж приятно быть верховным, — шепнула Наташа своему сопровождающему. — Ради каждой трапезы тащись на самый верх, да ещё и вкушай в одиночестве.

— Молчи, мы и так на молитву опоздали, — сказал он, почти не разжимая губ.

Посвященные и послушники украдкой поглядывали на них, но ели молча как видно, разговоры за едой не поощрялись. Женщин за столами не было, потому и прошелестело по рядам завтракающих удивление. Евгений был прав: с её появлением стали нарушаться устои солнцепоклонников. Неужели и вправду её опасаются?

С Адонисом-Евгением она поднялась по ступенькам на пятый уровень. За двумя соседними столами сидело по одному посвященному. Даже беглый взгляд молодой женщины отметил: все мужчины, как на подбор, были широкоплечие, крепкие, здоровые. Кроме культа Арала, очевидно, существовал культ здорового тела. "Конечно, таким жеребцам без женщин не обойтись, неприязненно подумала Наташа. — Даже под рясой верховного мага угадываются крепкие мускулы, а ведь он далеко не молод. Удобно устроились: заботься о своем теле, удовлетворяй ежеминутные потребности в обмен на видимость фанатичной приверженности к выдуманному богу!"

Подавали еду на всех семи уровнях женщины. Они выглядели постарше Натальи, но вовсе не утратили ни красоты, ни обаяния. Это были, как она помнила из рассказов Рогнеды, выходцы из Терема, достигшие максимального для пребывания там возраста. Среди них не оказалось ни одной толстой, потерявшей фигуру, или небрежно одетой. Они скользили меж столов, судя по взглядам мужчин, знакомые всем и осознающие свою красоту, достигшую расцвета. Им смотрели вслед, а они плыли, слегка поводя бедрами, и даже Наталья отметила их эротичную привлекательность.