Вдовье счастье
Шрифт:
Дулеева была для ее величества жертвой привычной, а значит, уже надоевшей. Но не ради Дулеевой меня приказали позвать?
— Подойдите, Вера Андреевна, подойдите, — императрица обратила взор на меня, и я осторожно, словно она действительно могла на меня кинуться, приблизилась. — Вот. — Императрица протянула руку, я застыла, но это был жест демонстрации власти, морщинистая рука вернулась на синий атлас. — Умом невеличка, но глаз радовала. Дворянка, захудалая, но себя блюла. А нынче, Вера Андреевна, каково фамилию благородную на мужицких телегах писать?
Удивительно, как всем дались эти телеги, но именно поэтому несложно все
— Мой свекор растратил имение, ваше императорское величество, муж мой покойный, мот и дуэлянт, кончил скверно, брат его и того хуже, — откликнулась я негромко, не смотря императрице в глаза — где-то читала, что взгляд в лицо царствующей особе расценивался как оскорбление. — Петр Аркадьевич Апраксин, дядя мужа моего покойного, усердием своим да людей своих фамилию истинно прославляет, и я, вдова Апраксина, по его примеру на благо вашего императорского величества тружусь. А фамилия на телеге, так достойно, что она рядом с фамилией поставщика императорского двора и верного слуги вашего императорского величества, купца первой гильдии Аксентьева Трифона Кузьмича… ваше императорское величество.
Выпалив это на одном дыхании, я шумно вдохнула, дамы за спиной ее величества эхом втянули воздух в себя. Императрица пожевала губами, потребовала:
— Ближе поди! — и дамы по мановению руки ее помогли ей подняться. Я стояла напротив и удивлялась, насколько императрица стара — Всевидящая, ей не меньше семидесяти! Никакие духи не могли заглушить исходящего от нее старческого неприятного запаха, я старалась не морщиться, а императрица внезапно больно схватила меня за подбородок и заставила смотреть ей в лицо.
— А ты платьями торгуешь, — прошипела она, и я стойко терпела боль, вцепилась старуха — не оторвешь, но она отпустила меня, подцепила жилистым пальцем колье и дернула, жест не царский, намеренный, оскорбительный. — Старьевщица. Хамка. Мужичка. Для того двор покинула? Для того милостью нашей пренебрегла? Что еще делаешь? Его императорское величество мне говорил, так я запамятовала, не напомнишь?
Врет, старая ведьма, все она помнит, но все, что я сделала — гордость моя.
— С купцами первой гильдии Аксентьевым, Ермолаевым, Федяковым, Синицыным я состою в правлении страхового общества, ваше императорское величество, открыт недавно Купеческий банк. Через купца первой гильдии Аксентьева я представила на рассмотрение его императорского величества правила движения общественных и личных экипажей, конных и пеших на дорогах, ваше императорское величество. Я…
— Довольно! — рявкнула императрица, оттолкнула меня неожиданно сильно и с размаху села. В ее возрасте она плевала на все приличия, несмотря на корону, но я бы поостереглась так плюхаться, промахнешься, костей не соберешь. — Бахвалишься. Что, Вера Апраксина, сермяжница, лапотница, торгашка, тряпичница, прав был его императорское величество, когда говорил — не всякой родовитой девке место при троне да муже. Лимонаду мне дайте.
Она пила громко, жадно, я думала — дадут мне проститься с детьми? И что мне грозит? Никто, наверное, мне не сказал бы заранее, какая вожжа попадет под хвост той, в чьей воле любого казнить или миловать. Императрица пихнула пустой бокал прямо в лицо подскочившей придворной даме, замерла, словно забыла, где находится, и я не знала, что думать.
— Каждой, — сказала императрица, не глядя ни на кого, кроме меня, — остаться бы голодранкой на улице, вот тогда поглядим,
Молчание затягивалось, императрица таскала понюшки и шумно дышала, и самая молодая и, видимо, сообразительная дама уже потянулась за платочком, мало ли что.
— Великий наш император перво-наперво ум ценил да пользу престолу, оттого и империя расцвела, а не прахом стала. — Императрица щелкнула шкатулочкой, показалось — зубами клацнула. — Удивила ты меня, Вера Андреевна. Все они в ногах бы у меня валялись и выли, а про тебя кто подумать смог. Говори, что желаешь в награду.
Смахивает на западню, но не просить же у нее сто пятьдесят тысяч.
— Ничего не желаю, ваше императорское величество, — я покачала головой, судорожно подбирая слова, и императрица вздернула редкие выцветшие брови. — Кроме как делать то, что я делаю, империи и престолу на благо. Быть рядом с моими детьми. Жить…
— Жить, — передразнила меня императрица, будто каркнула. — Молодая ты, Вера Андреевна, все у тебя впереди… — и на отталкивающем лице вдруг засияла настолько материнская улыбка, что я онемела окончательно. Так благословляют на свершения, ну или отпускают грехи приговоренным. — Ступай, дитя, все у тебя будет. Не жалею, что погнала тебя со двора, купчиха третьей гильдии Апраксина. Ступай, самодержица твоя дела славные всегда помнит. Ну, что встала? Ступай, прочь пошла!
Я не знала, как реагировать на подобные перепады настроения, но уже открылась дверь и мой провожатый поманил меня, я опять присела в книксене и вышла на заплетающихся ногах. В голове шумело, сердце екало в подвздошье и тщетно пыталось запрыгнуть на место.
— Плоха она совершенно, — сокрушенно вздохнул придворный, закрыв дверь, — стара, недуг ее точит. После бала, Вера Андреевна, не уезжайте, прежде дайте мне знать.
Я кивнула, догадываясь, что он слышал наш разговор. Где-то стоял, может, за стенкой, за одной из дверей, или панельки с пейзанками только для виду. Чем это кончится?..
Врагов я себе нажила, но дамам придется смириться, что их номера шестнадцатый и дальше. Еще бродит где-то загадочный мой убийца… или от него осталась лишь тень и я могу порадовать придворный клубок, расставив их в порядке причин моей ненависти?
Я возвращалась в зал и по музыке понимала, что изменилось за время моего отсутствия многое. За моей спиной тоже пошло движение — я чувствовала каждое колебание воздуха вспотевшей под тяжелым платьем спиной и молилась, чтобы не простудиться. Потом меня обдало потоком свежего воздуха с улицы, и снова, как в ночь смерти Палашки, пришел откат — не реветь, Вера, пожалуйста, нет, подожди, пока никто не сможет облить тебя ядом за слабость. Ты победительница. Пока. Вот и побеждай дальше.
Я без притворства сочувствовала старой императрице. Без развитой медицины каждый день горит нескончаемой болью, нет никакой надежды на облегчение, и сейчас она через невыносимые муки появится на балу и будет приветствовать своих подданных. Вот цена короны, цена власти. Статс-дамы, без всяких сомнений, такие же заложницы своего положения — я не хочу подобное для себя.