Вечер и утро
Шрифт:
– Давай, давай, – подбодрил Олдред, продолжая тянуть, и в тот же миг Квенбург оттолкнула лодку от берега. Дисмас поневоле ступил в реку. На глубине, когда дно ушло из-под копыт, он поплыл. Олдред крепко держал поводья. Вряд ли, конечно, Дисмас попытается сбежать, но рисковать не стоило.
Когда переправились, Олдред спросил у Квенбург:
– Далеко отсюда до Ширинга?
– Два дня пути.
Монах взглянул на небосвод. Солнце висело низко. Впереди долгий вечер, но ему, пожалуй, не дойти до следующего места ночлега до наступления темноты. Лучше переночевать здесь.
В ноздри ударил характерный кислый запах свежесваренного эля.
Дисмас нащупал дно. Олдред
Из таверны показалась другая девушка – лет четырнадцати, волосы черные, глаза голубые. Несмотря на свою молодость, она уже была в тягости. На вид привлекательная, еще бы улыбнулась хоть разок. Олдреда потрясло, что она не носила головного убора. Простоволосыми обыкновенно ходили одни шлюхи.
– Это Блод, наша рабыня, – пояснила Квенбург. Блод промолчала, и Квенбург прибавила: – Она говорит по-валлийски.
Олдред выгрузил на сушу драгоценный короб, затем перенес на берег седло и седельную суму.
Блод услужливо подхватила короб. Монах с беспокойством наблюдал, как она несет груз в таверну.
Мужской голос произнес:
– За фартинг можешь с ней позабавиться.
Олдред обернулся. Мужчина пришел, скорее всего, вон из того приземистого строения, где, похоже, варили эль – именно оттуда доносился кислый запах. Чуть старше тридцати, высокий и широкоплечий, он выглядел так, как и должен был выглядеть отец Квенбург. Вдобавок Олдред усмотрел в его облике отдаленное сходство с Уинстеном, епископом Ширинга; помнится, болтали, будто Дренг приходится Уинстену двоюродным братом.
Припадая на ногу, Дренг подошел ближе. Задумчиво оглядел Олдреда, хитро сощурил узко посаженные глаза и неискренне улыбнулся.
– Фартинг – это дешево. Раньше по пенни брал.
– Спасибо, не надо, – отказался Олдред.
– Никто на нее не клюет. А почему? Да потому что понесла, тупая корова.
Олдред не стерпел.
– Думаю, она в тягости по твоей милости. Это ты подкладываешь ее под мужчин, вопреки Божьим заповедям.
– Ей это нравится, в этом-то и беда. Женщины зачинают только тогда, когда им нравится.
– Да неужели?
– Все это знают.
– Я не знал.
– Откуда тебе знать-то? Ты же монах.
Олдред попытался проглотить оскорбление, как подобает христианину.
– Твоя правда, – смиренно признал он и склонил голову.
Непротивление, когда тебя оскорбляют в лицо, порой приводило к тому, что оскорбителю становилось слишком стыдно и он унимался, но Дренг явно был невосприимчив к стыду.
– Раньше у меня еще мальчишка был, если ты по этой части. Но он умер.
Олдред отвернулся. Эти слова его задели, поскольку в юности он как раз столкнулся с подобным искушением. Будучи послушником в аббатстве Гластонбери, он страстно полюбил молодого монаха по имени Леофрик. Они всего-навсего развлекались невинными мальчишескими шалостями, как казалось тогда Олдреду, но их застигли на месте преступления, и случился изрядный скандал. Олдреда спешно перевели в другую обитель, чтобы разлучить с возлюбленным, и так он очутился в Ширинге.
Больше такое не повторялось, да, Олдреда иногда посещали беспокойные мысли, но он научился с ними справляться.
Блод вернулась из таверны, и Дренг движением руки велел ей взять седло Олдреда.
– Самому не поднять, спина больная, – объяснил он. – Упал с коня в битве с викингами при Уотчете [21] .
Олдред покосился на Дисмаса, который словно поселился на местном лугу,
21
По всей видимости, подразумевается сражение с викингами в 987 г., когда воины ярла Оттира, согласно «Англосаксонской хронике», разграбили этот портовый город.
Дренг указал на стройную молодую женщину, которая мешала варево в горшке. Олдред заметил у нее на шее резной серебряный кружок на кожаном ремешке.
– Моя жена Этель.
Женщина молча посмотрела на Олдреда. Дренга окружало множество молодых женщин, подумалось Олдреду, но все они казались несчастными.
– Много ли путников у вас бывает? – спросил монах. Как-то не ожидаешь увидеть такое благосостояние в столь крохотном поселении; Олдреду неожиданно пришло на ум, что за этим достатком может стоять разбой и грабеж.
– Достаточно, – коротко ответил Дренг.
– Неподалеку отсюда, в лесу, я встретил двоих мужчин, промышляющих разбоем. – Олдред взглянул Дренгу в глаза и добавил: – На одном из них был старый железный шлем.
– Мы зовем его Железной Башкой. Лжец и убийца. Он грабит путников на том берегу реки, прячется в лесу, через который ведет тропа.
– Почему его до сих пор не изловили?
– Мы пытались, уж поверь. Оффа, староста Мьюдфорда, предложил два фунта серебра за поимку этого злодея. Должно быть, он устроил себе убежище где-то в лесу, но мы не можем его найти. Люди шерифа [22] его ищут, совсем с ног сбились.
22
Староста в англосаксонской Англии – «рив», а представитель короля в конкретной местности – иначе «главный староста» («рив местности») – звался шерифом.
Звучало правдоподобно, однако Олдред не спешил расставаться с подозрениями. Дренг с его хромотой вряд ли мог быть этой Железной Башкой – если, конечно, он и вправду хромает, – но не исключено, что он состоял в доле с грабителем. Возможно, он знал, где находится убежище злодея, а тот платил ему за молчание.
– У него был странный голос, – прибавил Олдред, закидывая наживку.
– Наверное, ирландец или викинг, кто их там разберет. Да и пес с ним. – Дренг махнул рукой. – Как насчет кружки доброго эля с дороги? Моя жена варит очень хороший эль.
– Быть может, позже, – сказал Олдред. Негоже тратить монастырские деньги на пиво, если обстоятельства не вынуждают. Он повернулся к Этель: – Скажи, в чем секрет хорошего эля?
– Не она, – поправил Дренг. – Моя другая жена, Лив, варит эль. Сейчас она в пивоварне.
Церковь боролась с этим обычаем. У большинства мужчин, которые могли себе такое позволить, было несколько жен – или жена с наложницами, не считая рабынь. Увы, церковь была не властна освящать брак. Два человека приносили клятвы при свидетелях, после чего считались мужем и женой. Священник, если его просили, осенял их благословением, но это было не обязательно. Беднота не делала записей об имуществе, а вот богачи нередко составляли договор о совместном владении.