Вечеринка с продолжением

Смирнова Алена

— Ох, и ору сейчас будет, ох, и ментов понагонят, — без выражения сказал один.

Второй не ответил. Оба отлично знали, что надлежит делать. Через полчаса они на трамваях покатили в разные стороны. Еще через двадцать минут тот, у которого оставался кейс, звонил по телефону.

— Прокол, барин, — разочарованно сообщил он в трубку. — Тут книжки какие-то.

Он немного помолчал, слушая и свирепея бледным лицом. Потом с неподдельной болью в голосе сказал:

— Обижаешь.

И поведал абсолютно все о проделанной недавно работе по добыванию литературы.

Парням, увлеченным воспеванием мощного броска хрупкой иноземной княжны в волжские воды, не было дела до стоявшей невдалеке чужой «девятки». Они слишком сосредоточенно стремились к закускам.

Кэри, вырвавшись из подъезда, поволокла Эльзу напрямик через двор в распахнутые ворота детского сада и вытащила назад уже покорную, не пытающуюся сопротивляться и тормозить горящими пятками в тот момент, когда убийцы передавали друг другу кейс. Догиня

вдруг уткнулась носом в кочку, исследуя ее на предмет она одна ведала чего. Тогда-то и загорланили ребята, а измотанная Эльза постаралась сдвинуть живую гору с облюбованного места и обозвала ее «мерзавкой». Стоило завершиться вокальным извращениям добытчиков вина, как Кэри рванула Эльзу так, что девушке показалось, будто поводок и рука соединены прочнее, чем рука и плечо. Собака ломилась сквозь кусты, не разбирая дороги, и Эльза поняла, что не удержит ее. С мужественной нянюшки несносной догини, как талая вода с сосульки, стекал пот, спина ныла, голова кружилась. Эльза разжала бесчувственные пальцы, Кэри совершила пару шумных прыжков и деловито засопела где-то впереди. Эльза побежала на подгибающихся ногах и увидела… Она бы вскрикнула, да во рту пересохло и губы не расклеивались. Кэролайн Маркизовна бодала огромной головой водителя, вероятно, пытавшегося выбраться из машины перед нападением собаки. Человек деревянно сползал с сиденья на асфальт, а неугомонная Кэри трогала его лапой и как-то смешно похрюкивала. Эльзе оставалось молить бога, чтобы у молодого мужчины был сердечный приступ с перепугу, но не перекушенное горло. В растрепанной голове ревущей в три ручья девушки метались, будто куры из-под метлы, отдельные слова: «Собака Баскервилей… Галка… Я… Суд… Тюрьма…» Неожиданно Кэри отскочила от машины, потому что человек окончательно из нее выпал. Собаку словно подменили. Она чинно уселась в стороне и начала тихо-тихо постанывать. Эльзу хватило еще на шаг и наклон к пострадавшему. Она недоуменно уставилась на окровавленную на груди рубашку. Когда Маркизовна успела? Как ей удалось? Только тут Эльза догадалась, что Кэри нашла человека мертвым. «Мертвым», — скользнуло по краешку сознания отрешающейся от мерзкого окружающего мира Эльзы и безвозвратно куда-то в нее провалилось. Она уставилась на водительское сиденье. Покрывавшая его небольшая махровая подушка последовала на землю вслед за человеком и открыла последний секрет мертвеца — себя саму. В тканевой оболочке нереально, киношно, вызывающе зеленели ровные пачки долларов.

Зубы Эльзы стучали от страха, но она не осознавала, что это страх. Девушка стянула с себя легкий льняной пиджак и запеленала в него жесткую подушку как можно туже. Не взглянув на валяющийся в нелепой позе труп, Эльза в измятой, распоротой по шву короткой юбке и прилипшем к коже влажном лифчике, как сомнамбула, двинулась к подъезду. Догиня неотступно плелась рядом, норовя прижаться к левому бедру позабывшей о ней хозяйкиной подруги.

Дверь была открыта, в прихожей — никого. Эльза медленно взяла большую хозяйственную сумку, в которой принесли вчера фрукты, вывалила в нее подушку, чиркнула «молнией», поставила сумку в тумбочку и надела грязный пиджак. Она и не думала скрытничать, просто машинально двигалась в дарованном стенами пространстве, пока не оказалась в пустой кухне. У окна, за которым неудержимо светало, Эльза громко разрыдалась. Ворвавшаяся под предводительством оживившейся догини компания на минуту онемела при виде ее. «Она меня чуть не угробила», — хлюпала носом Эльза. «Разве с такой слонихой сладишь», — сразу понял ее кто-то. Галка уже суетилась вокруг едва не отдавшей за нее жизнь подруги. Она угрожающе бормотала невразумительные упреки виновнице Эльзиного отчаяния, но в глубине души все-таки не понимала, как можно не справиться с идеально выдрессированной флегматичной Кэролайн Маркизовной.

Через некоторое время принявшая душ, переодевшаяся и изрядно выпившая Эльза сидела на ковре рядом с величественной коварной догиней и ласково добивалась от нее ответа на вопрос: «Ты умеешь говорить по-человечески»?

Разошлись часов в семь утра, немного поспав кто где, опорожнив пепельницу и вымыв посуду. Двор был забит людьми, но разглядеть причину этой сутолоки не удалось из-за занятости мест в рядах с первого по десятый. Молодые люди, впрочем, совсем не хотели останавливаться. Они устали, как-то все разом вспомнили свои дома и очень бодро к ним направились. Только Эльза чуть отстала и оглянулась. Она смущенно и испуганно подумала, что должна была, наверное, вызвать милицию. После чего так понеслась к остановке, что обогнала и самых резвых своих приятелей.

В восемь утра полковник Измайлов печально констатировал:

— Ну, вот и началось, вот и покатилось.

А что, собственно говоря? В личной машине обнаружен труп коммерческого директора фирмы, в которой кроме него доблестно трудились просто директор, бухгалтер и секретарша. Садик мелкого бизнеса был посажен недавно, и ребятам предстояло пролить семь потов, чтобы, получить первый скудный урожай. Следовательно, заказали помощника садовника из-за какой-нибудь ерунды, скорее всего не поддающейся вычислению по известным милиции формулам. Убирали его редкие в эпоху огнестрельного оружия «виртуозы кинжала», следов, разумеется, не оставили, первые свидетели могли засвидетельствовать

лишь свою слепоту, немоту и глухоту. Сотый, тысячный раз такое? И Сергей Балков недоуменно косился на мрачно пророчествующего шефа: нервничает Виктор Николаевич, перевозился без отпусков в человеческой грязи. Соберут они все, что можно, допросят всех, кого нужно, запротоколируют, приложат акты экспертиз и будут ждать. Если повезет — рано, если нет — поздно, разоткровенничается со следователем преданный удачей, смертельно уставший от жизни, постаревший и больной преступник. В деталях опишет свои и чужие похождения. Всплывет, всплывет имя убийцы этого коммерческого директора. Устное народное творчество — любимый жанр уголовников. Каждому из них единожды в земной срок следователь бывает вожделенным исповедником. А если не исповедался ему — значит, просто не успел, сдох раньше, чем непреодолимая потребность вывернуться наизнанку перед понимающим недругом развязала некогда каменный язык.

Сергей сам поехал на место преступления. Измайлову оставалось размышлять — немедленно отзывать Юрьева с богоугодного поста хорошего сына или подождать еще немного.

Когда Сергей Балков переступил порог кабинета, полковник Измайлов вспоминал характеристику с места его учебы, где отличный набор положительных эпитетов венчал нестандартный и забавный — степенен. И лучше, чем «степенный мужик», сказать о Балкове было невозможно. Если честно, Измайлову легче было ладить с порывистым, взрывным Борисом Юрьевым. При Сергее приходилось взнуздывать собственный темперамент: упаси бог поторопить лейтенанта, намекнуть, что его канцелярские замашки раздражают. Сергей замыкался в себе, обижался и надолго терял вкус к излюбленному Измайловскому приему работы — коллективному мозговому штурму безнадежно застопорившегося расследования. Он однообразно бурчал, что преступники — существа примитивные, что он сам по их поводу мудрствовать не намерен и другим не советует. Кстати, один Борис Юрьев и догадывался о склонности Измайлова расследовать все убийства в одиночку, не обращая внимания на мнение сотрудников. И если дошло до знаменитого штурма, значит, шеф уже вычислил убийцу и ищет способ его достать, как бы это поизящнее выразиться о полковнике милиции, законным способом. Ну и проверить заочно умственные способности своих ребят.

Вот и теперь на своеобразный размеренный стук Сергея Балкова в дверь полковник отреагировал внутренним приказом: «Спокойно». И сразу исчез вольнолюбец с повадками крупного хищника, которые врожденное обаяние превращало в ненавязчивые отточенные манеры. А появился приятный, но несколько педантичный начальник какого-нибудь финансового отдела. Под руководством именно такого начальника Сергей вкалывал с наибольшей отдачей. Полковнику же Измайлову нынче требовалась от него отдача максимальная. Потому что он знал: приблизилось нечто по-настоящему адское.

Балков дотошно описывал убийство коммерсанта, как заказное. Из всего им сказанного Измайлов взял на заметку лишь то, что убитый ночью оказался далековато от родимого дома, но убийца или убийцы знали о его маршруте и поджидали скорее всего за мусорным контейнером. Остальное — поквартирный обход в поисках пригвожденных бессонницей к окнам пенсионеров или запоздалых гуляк, беседы с родителями жертвы, его сослуживцами, выявление контактировавших с ним людей, включая едва знакомых, экспертиза трупа, обследование машины по сантиметрам, обыск квартиры и кабинета, проверка деятельности фирмы и еще много-много чего было рутиной, тошнотворной и часто бесполезной. Но без нее дело не сдвинется с мертвой точки холодного проколотого тела на асфальте, и результатов которой нужно дожидаться, чтобы приступить к своей части расследования — анализу. Бориса Юрьева на данном этапе можно было отпустить из кабинета без напутствий. Сергею Балкову полковник сказал необходимую банальность:

— Действуй, сыщик. Расписание его последнего дня поподробней: куда собирался, с кем, о чем говорил, какие планы строил, в общем, сам ты не маленький. И оформи это, как только ты один умеешь, — наглядно.

Довольный Балков вышел. Измайлов был уверен, что сейчас он не рванет в народ, как Юрьев, а напишет скрупулезный план расследования, разыщет все телефоны и адреса, составит график своих передвижений… И через определенное время сможет четко доложить, кто жертве друг, кто враг, куда нужно было ходить, а куда не стоило, что можно было произносить вслух, чего нет, с кем лучше было целоваться, кого разумней было тащить в постель, даже оптимальное меню составит. Да только уничтоженному парню это уже не нужно, а учить других на ошибках плохо кончившего коммерсанта сотрудникам Измайловского отдела некогда: им надо киллеров искать.

А полковнику еще и заказчиков вычислять в порядке частной инициативы и личного риска, чтобы присматривать потом за ними, внося в свою тайную домашнюю картотеку все новые и новые сведения. Собственно, эта картотека и была бы безоговорочным смертным приговором полковнику, если бы… хоть одна живая душа о ней пронюхала. Но еще начинающего опера Измайлова некий не лишенный чувства юмора и интеллекта вор прозвал «ухо». Кличка прижилась, юная поросль преступного леса полагала, что сей мент умеет как-то по-особенному слышать. Ну бывает же гениальный слух. А ведь «УХО», по авторской версии, означало «умный, хитрый, осторожный». Естественно, Виктор Николаевич Измайлов прожил десятилетия не для того, чтобы избавиться от этих качеств.