Вечерний круг. Час ночи
Шрифт:
В жизни почти любого, даже самого порядочного и честного человека, можно обнаружить случаи, которых он стыдится, за которые ему неловко или которые просто не надлежит знать посторонним. Это могут быть случаи, когда человек поддался страху, когда-то солгал или кого-то подвёл, могут быть какие-то не очень приятные обстоятельства развода, а то и брака, не очень красивая любовная история или досадный, глупый промах на работе, какие-то обстоятельства увольнения или, допустим, неприятная болезнь. Словом, невозможно перечислить все такие случаи. Но они всегда так или иначе присутствуют в жизни людей и обычно
А вот тут, в деятельности Виталия, без такой неприятной работы иной раз не обойдёшься. И делать подобную работу надо чистыми руками.
Это означает, как не раз повторял им Кузьмич, что нужно понимать: такова жизнь, так иной раз складываются обстоятельства, человеку порой свойственны слабости и ошибки, он может на чём-то неожиданно споткнуться и потом долго казнить себя и страдать. А потому необходимо снисхождение и сочувствие, а ни в коем случае не злорадство, не насмешка. И, наконец, это означает, что сведения будут сохранены в абсолютной тайне, так что и сам тот человек никогда не узнает, что его секрет раскрыт и уж подавно ничего не будут знать его близкие, друзья и дальние знакомые; больше того, ничего не должны знать и свои же сотрудники, не имеющие отношения к расследуемому делу, как бы ни подмывало рассказать друзьям иной раз действительно редкий или смешной случай, ставший известным именно таким путём.
За нарушение хоть одной из этих заповедей Кузьмич наказывал с необычайной суровостью.
Все эти заповеди соблюдались не только в отношении случайно попавшего в поле зрения или даже в чём-то заподозренного человека, но и в отношении преступника. Кузьмич объяснял так: «Полученные сведения могут помочь вам понять его характер, правильно построить допрос, изобличить в совершённом преступлении. Но впрямую использовать против него подобные сведения означает глубоко задеть, даже оскорбить человека. Это не только восстановит его против вас и помешает работе, но и вообще несправедливо, недостойно, и уронит вас в глазах людей, а следовательно, уронит престиж власти, которую вы представляете. Кроме того, такая практика и вас самих делает всё более морально нетребовательными и в конце концов может привести к несчастью».
Вот так непрестанно говорил им Кузьмич. И постепенно это стало их собственным образом мыслей, их нравственным законом.
И потому сейчас Виталий не боялся и не стыдился необходимости тайком познакомиться с личной, семейной жизнью неведомого ему ещё Владимира Сергеевича и легко преодолел первое естественное ощущение неловкости. Ну а чем такие сведения помогут ему в работе, что вообще может знать Галя, выяснится в ходе беседы. А побеседовать им придётся, тут уж ничего не поделаешь.
К этому последнему выводу Виталий пришёл, когда уже пересекал просторный, залитый неоновым светом вестибюль больницы.
Светка поджидала его в коридоре, у входа в палату.
– Погоди, туда сейчас нельзя, - сказала она.
– Как мама?
– Лучше. Знаешь, гораздо лучше.
Виталий подумал, что он мог бы об этом даже не спрашивать, достаточно было поглядеть на Светку. Какое-то сразу стало у неё отдохнувшее
– И поела?
– снова спросил Виталий.
– И поела, - подтвердила Светка.
– И тебя ждёт. Она уже так хорошо говорит. Ты обедал?
– Конечно. А ты?
– Да. И знаешь, мама сегодня сама ела. А мне завтра уже надо на работу. Но теперь я спокойна. И маму тут все так любят. Тут вообще очень хорошие люди. А Галя просто прелесть что за девочка! Да, Витик, ты что-нибудь сделал с её заявлением?
– Забыл, - виновато признался Виталий.
– Так эти дни закрутился, ты не представляешь.
Светка не ответила, только в глазах у неё мелькнул укор.
– Я сделаю, - поспешно добавил Виталий.
– Обязательно. А Галя сейчас здесь?
– Да. Дежурит.
– Мне надо у неё кое-что уточнить.
– Я сейчас её позову. Но ты правда ей поможешь?
– Обязательно. Тем более…
Но Светка, не дослушав, энергично махнула кому-то за его спиной. Виталий оглянулся. К ним по коридору спешила Галя, держа в руке папку с какими-то бумагами.
В это время из палаты вышла другая сестра и за ней нянечка.
– Теперь можно, - торопливо сказала Светка.
– Я пошла. А ты поговори с Галей сначала. Вот она идёт.
Светка скрылась за дверью. А Виталий отозвал подошедшую и сразу смутившуюся при виде его Галю к окну.
– Ой, мне так неловко!
– сказала она.
– Пустяки! Мне только надо узнать подробнее причину вашей просьбы о прописке бабушки.
– Ну как же ещё подробнее? Ей там плохо. Они каждый кусок считают, который она съест. И заставляют работать, а бабушке трудно. Всё-таки семьдесят шестой год.
¦- Уж так каждый кусок и считают?
– усомнился Виталий.
– Они же обеспеченные люди.
– Ой, они лопаются от денег! Вы бы посмотрели, сколько у Софьи тряпок, и шуб целых четыре, и чего только из украшений нет! А чем только квартира не набита! Одних картин сколько! И машина! А дачу какую строят!.. Вот эту дачу паршивую они на бабушку хотят записать.
– Это зачем?
– А как же? Дача-то за сто километров. Это уже область. Ну, и надо выписываться из Москвы, чтобы там прописаться. Конечно, никто из них московской прописки терять не хочет. А бабушку и не спрашивают.
– Из кого же состоит их семья?
– Дядя Володя, бабушка, Софья и Лиза, их дочка.
– Всё?
– Ну ещё у Софьи брат есть младший, Гоша. Он тоже у них живёт, но прописан где-то ещё. У бывшей жены, кажется. Тунеядец и пьяница. И как юбку увидит, так вяжется. Прохода от него нет.
– А ещё кто-нибудь из родственников есть?
– Больше никого нет.
– А можно сказать, что бабушке там неспокойно жить? Что гости часто, шум, музыка?
– Конечно! Каждый день гости. И приезжают к ним всё время. Из разных городов. Я даже всех не знаю.
– Ну кого-нибудь всё-таки знаете?
– Да. Вот Илья Спиридонович из Куйбышева. Ой, какие он подарки привозит! Глаз не оторвёшь.
– Что же он такое привёз, например?
– усмехнулся Виталий.
– Ну вот кольцо. Софья его не снимает. Большой бриллиант на чёрном агате, и такие лучи из осколков отходят. Представляете?