Вечерний круг
Шрифт:
— Ну, и подай ему Лосева, что тебе стоит!
— Вот я и подаю.
— С одним условием.
— Какое ещё условие?
— Сначала к нему придёт его бывший тренер. Разреши свидание?
— Какой ещё тренер, откуда ты его выкопал?
— Это уже отдельная история. Ты пока разреши. Он скоро придёт.
— Так ведь нельзя пока свидания, ты же знаешь.
— Это тот случай, когда свидание необходимо. Для дела. Веришь мне?
— Верю, конечно. Но…
— Слушай, Фролов, — сердито сказал Виталий. — Я всё равно добьюсь. Только лишнее время отберу
— Чёрт с тобой, разрешаю. Когда допрос проведёшь?
— Сразу после свидания. Для допроса вызову. Понял ты меня? — улыбнулся Виталий.
— Ну-ну. Даже интересно, как этот пень заговорит человеческим голосом.
— Это, мой милый, не пень, — невольно подражая интонации Кузьмича, возразил Виталий. — Это ещё недавно был вполне хороший парень и футболист, между прочим.
— Ага, вполне хороший парень был, конечно, — саркастически передразнил Фролов. — Если бы на месте Шухмина кто ещё оказался, то вполне возможно, что этот хороший парень стал бы убийцей.
— Я же говорю «недавно был». А потом случилась трагедия, Володя. Обычная человеческая трагедия.
— Ишь ты!
— С Витькой именно так всё и было. Вот я и хочу кое-что исправить.
— Для этого тебе и тренер понадобился?
— Во-во. Он, понимаешь, обещал мне свою ошибку исправить. Серьёзную педагогическую ошибку. Мы уже договорились.
— Поздно он спохватился, — сердито заметил Фролов.
— Такие ошибки исправлять никогда не поздно. Трудно — это да. Но не поздно. Пока человек дышит, думает, чувствует…
Фролов внимательно посмотрел на. Виталия.
— Ты мне потом всё подробно расскажешь, ладно?
— Конечно, расскажу.
На том они и расстались.
Виталий поспешил к себе.
А вскоре пришёл Соколов, сосредоточенный и задумчивый. Он рассеянно поздоровался с Виталием и, опустившись на стул, нетерпеливо спросил:
— Где Коротков?
— Виктор здесь, — подчёркнуто спокойно ответил Виталий. — Сейчас я велю его привести и оставлю вас одних.
Он повернулся к телефону и, набрав короткий номер, отдал распоряжение.
Через несколько минут в дверь постучали, и на пороге в сопровождении конвойного милиционера появился Витька. Виталий не видел его три дня. За это время парень разительно изменился. Тёмные круги под запавшими глазами, тоскливый, затравленный взгляд, щетина на осунувшемся лице, серая куртка на молнии измята, свалявшиеся волосы на голове торчат в разные стороны.
— Здравствуй, Витя, — сказал Виталий. — Садись.
— Здравствуй, Виктор, — как эхо повторил за ним Соколов.
Но ошеломлённый Витька продолжал стоять на пороге, всё ещё заложив руки за спину, уголки рта его нервно подёргивались. Он смотрел на Соколова.
— А вы-то чего тут? — грубо спросил он. — На тренировку звать пришли? Теперь они вон меня тренируют, — и кивнул на Виталия.
— Мне надо с тобой поговорить, Коротков, — деловито и сухо сказал Соколов. — И побыстрей садись, пожалуйста.
Виталий про себя порадовался:
— Я вас оставлю, — сказал Виталий, поднимаясь. — На полчаса, Василий Павлович, больше не могу.
— Нам хватит, — коротко ответил Соколов.
Виталий вышел, плотно прикрыв за собой дверь.
Полчаса он бродил по коридорам, заходил в чужие кабинеты, нервничал и не мог собраться с мыслями, когда его о чём-нибудь спрашивали. Потом он забрёл в буфет и машинально выпил там бутылку кефира.
Ровно через полчаса он вернулся в свою комнату.
На костистом, морщинистом лице Соколова он прочёл усталость и раздражение, на лице Витьки злое упрямство. Видимо, разговор не получился. Расчёт Виталия обернулся просчётом. И Виталий почувствовал вдруг тоже усталость.
— Всё, — как можно спокойнее сказал он. — Спасибо, Василий Павлович.
Тот молча поднялся со своего места, дал Виталию пропуск для отметки и напоследок сухо сказал Витьке:
— До свидания, Коротков. На суд я приду.
«Ага, — подумал Виталий. — Возможно, не всё так уж плохо».
Когда Соколов вышел, он сказал:
— А теперь, Витя, проведём официальный допрос по поручению следователя. Согласен?
— Валяйте, если надо.
— Будешь говорить?
— Это смотря чего.
— Всё, о чём спрошу.
— Во всём только богу исповедуются. А его нет, говорят.
— Вот я на его месте и буду.
— А он ещё и грехи отпускает. И ты тоже? — Витька криво усмехнулся.
— Отпустить не могу. Могу только помочь замолить.
— Я ваши молитвы знаю. Признавайся во всём, и точка.
— А зачем нам твои признания, как думаешь?
— Ну… как зачем? Чтобы дело раскрыть.
— Какое дело? Больше того, что уже раскрыто, за тобой ничего нет. А в том, что раскрыто, признаний твоих не требуется. Сам понимаешь. Сейчас дело в другом, Витя. Сейчас надо думать, как наказание твоё, справедливое наказание, смягчить. И не только в том смысле, чтобы уменьшить. А ещё и в том, чтобы легче тебе его перенести. А переносить его будет тем легче, чем спокойнее, увереннее будет у тебя на душе.
— Ты за мою душу не волнуйся, — хмуро ответил Витька и в свою очередь спросил: — Это ты Василия Павловича сюда зазвал?
— Ну, я.
— А зачем?
— Он мне интересную вещь про тебя сказал. Вот я и попросил, чтобы он тебе её повторил. А то ты мне не поверишь.
— А ему, думаешь, поверю? Да если мне только, скажем, два года просидеть, — при этом голос Витьки невольно дрогнул, — то и тогда из меня потом такой же игрок, как из мартышки. Что я, не знаю?
— Это как сказать, — возразил Виталий. — Если человек без обеих ног мог лётчиком, асом стать, если спортсмен, переломав в аварии руки и ноги, смог — тоже, кстати, через два года — новые рекорды ставить, то чего ты-то скулишь? Сейчас, Витя, не скулить, сейчас чётко понять надо, что следует делать.