Вечная мадонна
Шрифт:
Итак, она жила полной, но тревожной жизнью сердца и воображения и была счастлива до бесконечности. Лермонтов уверял, что через две недели он объявит о свадьбе, что бабушка его согласна. Он клялся, что стал другим человеком, будто перерожденным, что верит в бога, в любовь, в дружбу, что все это благородное, все высокое ему стало доступно лишь благодаря любви Екатерины, любовь ее совершила чудо…
Лопухин уехал в Москву. Екатерина этому только обрадовалась: по ее мнению, теперь не было никаких помех Лермонтову просить ее руки.
Однако вместо визита желанного соискателя ее руки в дом Сушковых явился почтальон и принес страшное письмо
…Находясь под домашним арестом, Екатерина думала лишь о Мишеле: «Как выдержит он это испытание? Устоит ли его постоянство? Преодолеет ли он все препятствия? Что будет со мной, если деспотическое тиранство моих гонителей согласуется с его тайным желанием отвязаться от моей пылкой и ревнивой страсти? Любит ли он еще меня?!»
Она не могла вообразить, кто таков этот «доброжелатель». Скорее всего, Лопухин, который так низко отомстил за отказ, за пренебрежение… А может быть, какой-то другой поклонник, давно отвергнутый Екатериной. Впрочем, этот вопрос ее не слишком занимал. Все мысли ее были о Лермонтове.
Между тем в петербургских домах начали тревожиться, куда это пропала мисс Черные глаза? Тетушка Марья Васильевна, которая к мнению света была весьма чувствительна, забеспокоилась и решила все-таки вывезти Екатерину на бал.
Лермонтов оказался там же, и Екатерина едва не упала без чувств, увидев его. В глазах ее потемнело, однако тетушка так ущипнула племянницу, так грозно посулила немедленно увезти домой, если девушка не перестанет выставлять себя на смех перед людьми, что Екатерина мигом пришла в себя. Хотя танцевать им было запрещено, они уселись рядом и могли говорить сколько угодно. Мишель сказал, что все происшедшее не удивляет его, что он давно предугадывал, что ему повредят во мнении родных Екатерины, но что теперь ему все равно, потому что ее-то мнение о нем остается непоколебимым.
Да и впрямь — ее любовь была так сильна, так искренна, что не могла укрыться под личиной светского равнодушия и тем возбудила почти общее сочувствие. Все знакомые, как бы сговорясь, охраняли ее и прикрывали от зорких глаз Марьи Васильевны. Тетушка на вечерах всегда садилась играть в карты, тогда Екатерина и Мишель танцевали вместе или уходили говорить в другую комнату. Но когда партия заканчивалась, многие прибегали предостеречь влюбленных.
Таким образом Екатерина прозябала от вечера до вечера и считала жизнью только те минуты, когда видела Мишеля. Он старался поддержать в ней надежду, но все больше настаивал на бегстве, на тайном браке… Екатерина восставала против такого решения проблемы, хотя и страшно боялась, что у Мишеля недостанет терпения вечно ждать ее.
В этих мучениях и терзаниях миновала зима, настала весна. Но в самый день Светлого Христова Воскресения ударил мороз и началась такая вьюга, такая метель, что десятки людей погибли на улицах, занесенные снегом. Екатерина была так настроена, что во всем этом увидела грустное предзнаменование для себя.
И сердце ее не обмануло…
На ближайший бал она приехала раньше. Екатерина танцевала, когда Мишель появился. Прошел мимо… и не заметил ее.
Ну, видимо, действительно не заметил, решила она. И попыталась подать ему знак. Глаза их встретились — он отвернулся… и потом уже не замечал Екатерину совершенно откровенно, даже демонстративно.
Ее подруги переполошились:
— Что с тобой? Что с вами обоими сделалось?
Екатерина не знала.
Сашенька Верещагина чуть не силой подтащила к ней Лермонтова
Лермонтов явился с двумя товарищами и сказал девизы:
— Ненависть, презрение, месть.
Приятели смотрели сконфуженно, и Екатерина поняла, что они к выбору этих слов никак не причастны.
Она выбрала месть, как самое благородное из названных чувств, и угадала Лермонтова. Начался танец.
— Мишель, не мучьте меня! Скажите прямо, за что вы сердитесь?
Екатерина вполне искренне считала себя в чем-то виноватой…
— Имею ли я право сердиться на вас? — проговорил он равнодушно. — Я доволен всем и всеми. И даже благодарен вам, за все благодарен…
Екатерина не сомкнула ночью глаз, пытаясь доискаться до смысла его слов.
Чем она его прогневила? С той самой минуты, как она отдала свое сердце Лермонтову, она жила им одним или воспоминаниями о нем, все вокруг нее сияло в его присутствии и меркло без него.
В эту грустную ночь Екатерина истощила все средства, чтобы найти причины его перемены, его раздражительности, — и так и не нашла. Как странно… неведомый NN оказался прав! Лермонтов действовал в точности с его предсказаниями! «Уж не испытание ли это для меня?» — мелькнуло у нее в голове, и сия благодатная мысль несколько успокоила ее.
«Пускай испытывает меня сколько хочет, — сказала Екатерина себе, — я не боюсь. При первом же свидании я расскажу ему, как я страдала, как терзалась, но скоро отгадала его злое намерение испытания, и что ни холодность его, ни даже дерзость его не могли ни на минуту изменить моих чувств к нему».
Как она переродилась, эта гордячка Екатерина Сушкова, эта неотразимая miss Black eyes! Куда девались ее самоуверенность, ее насмешливость! Она готова была встать перед Лермонтовым на колени, лишь бы он ласково взглянул на нее!
Долго ждала miss Black eyes желанной встречи и дождалась. Но Мишель не глядел на нее, и не было никакой возможности заговорить с ним. Так прошло несколько невыносимых вечеров. Наконец удача улыбнулась Екатерине.
— Ради бога, — взмолилась она, — разрешите мое сомнение, скажите: за что вы сердитесь? Я готова просить у вас прощения, но выносить эту пытку и не знать, за что, — это невыносимо. Ответьте, успокойте меня!
Я ничего не имею против вас, — ответил он скучным голосом, однако глаза его злорадно сверкнули. — Что прошло, того не воротишь, да я ничего уж и не требую. Словом, я вас больше не люблю. Да, кажется, никогда не любил.
Екатерина позже удивлялась, как это она не умерла на месте после его слов.
— Вы жестоки, Михаил Юрьевич… — пробормотала она с трудом. — Вы жестоки!
— Не более, чем вы были жестоки со мной, — промолвил он холодно и ушел, даже не поклонившись.
Екатерина раньше думала, что ее прежняя жизнь была полна страданий. Истинные страдания начались для нее только теперь, потому что она никак не могла понять их причины. Девиз «месть»… Слова: «Вы были жестоки со мной»… Когда была она жестока? В ту пору, когда он был неуклюжим мальчиком, а она ветреной хохотушкой, которая называла его своим пажом? Да неужели можно вообразить себе столь длительную, столь тщательно рассчитанную мстительность?! И как странно, что о начале охлаждения Лермонтова ее предупредило письмо неизвестного доброжелателя…