Вечно в пути (Тени пустыни - 2)
Шрифт:
Но она сдержалась и только сказала:
– Мистер Хамбер, куда вы девали моего ребенка? Сейчас же отведите меня к нему!
В один голос Анко Хамбер и Али Алескер воскликнули:
– К какому ребенку?
Настя-ханум уже не могла сдерживаться больше.
– Лживые, подлые вы люди... Отведите меня к моему сыну. Вы звери... Сын болен... Вы... вы... говорили, что он в Ашхабаде, а сын, оказывается, здесь... Вы... вы...
И она заплакала. Она не могла удержаться, чтобы не заплакать.
– Сын?!
– взвизгнул Анко Хамбер.
– Как я могу отвести вас к вашему сыну?! Ваш сын в Ашхабаде.
– Но...
Анко Хамбер и Али Алескер переглянулись. Джаббар ибн-Салман спокойно и убедительно заговорил:
– Волноваться, мадам, нет оснований. Разговор совсем не о вашем сыне... и не о вашем муже... Прошу об одном: разрешите мне помочь вам...
Настя-ханум вытерла слезы и сказала:
– Я не поняла. Я подумала, что они говорят об Андрейке. Мистер Анко обещал помочь переправить в Ашхабад... И... не выпускает меня отсюда.
Джаббар ибн-Салман снова склонился в поклоне. Лицо его, сухое, темное, преобразилось. Глаза горели живым интересом.
– Я сделаю все, о чем вы попросите. Разрешите пойти распорядиться.
Он повернулся к Анко Хамберу:
– Сэр, я требую... Я возмущен.
– Это чепуха... Мадам свободна... Я боялся только, что улица... толпа...
Настя-ханум плакала. Все смущенно смотрели на нее. Когда она подняла голову, в комнате никого не было.
Настя вскочила и кинулась к двери, куда все ушли.
Дверь оказалась плотно закрытой. Настя колотила в нее кулаками. Дверь молчала.
"Ах, так..."
Настя-ханум прошла в холл. Швейцар почтительно накинул ей на плечи черный чадур и распахнул буковые двери...
"Курейшит Сарай!.."
Настя-ханум шла по улице, а странное название не выходило из головы. "Курейшит Сарай". Караван-сарай Курейшита.
И вдруг осенило ее. Да, такое название упомянул Анко Хамбер.
В чем дело? Да ведь там живет женщина Гульсун с... девочкой, с ребенком. Вот о каком ребенке они говорили. Никакого отношения Гульсун и дервиш к ее Андрейке не имеют. Ее Андрейка в Ашхабаде больной, тяжело больной... А они ее не выпускали из Мешхеда. Тянули. Отговаривали. Говорили, нет автомобиля. На что ей автомобиль? Она уедет и так... Проклятые интриганы. Что они затевают? Гульсун... Девочка! Ах вот в чем дело!
Полная мстительных чувств, Настя-ханум теперь думала только об одном. Как предупредить Гульсун, рассказать о разговоре, помочь ей. Наконец Настя-ханум поняла, кого имел в виду Анко Хамбер, сказав "дервиш"!
Настю-ханум меньше всего беспокоила судьба дервиша Музаффара. Неприятный тип. Ей претили его одежды таинственности. "Романтика в лохмотьях", - называла она его небрежно. "Что он напускает на себя мрак и разыгрывает защитника сирот и вдов?". Музаффар тогда грубо повел себя из-за найденной на мусорной свалке девочки. Она встретила его после истории в караван-сарае на берегу Немексора еще только один раз. Гулям упросил ее съездить тогда ночью вместе с ним в лагерь кухгелуйе и поговорить с Музаффаром, объяснить ему, что это оружие во вьюках предназначено для племен Северо-Западной провинции. Почему Музаффар должен был поверить ей, если он не верил Гуляму? Что из того, что Музаффар говорил по-русски? Что из того, что Музаффару Гулям представил Настю-ханум как советскую подданную? Какое это могло иметь значение в случае с караваном? Но вышло так, что Музаффар
– усмехнулась про себя Настя-ханум.
– Ладно... Пусть женская логика. На то я и женщина".
Найти Курейшит Сарай не составило большого труда. Но здесь Гульсун никто не знал.
– Женщина с таким именем в караван-сарае не проживает, - уверял сладенький, с отвислыми усами хозяин. Он все заглядывал Насте-ханум под кисею покрывала.
С отчаянием Настя-ханум пошла назад. Она шла, не обращая внимания на прохожих, жадно посматривавших на ее стройные ноги в моднейших туфлях.
И вдруг ее вывел из печальных раздумий голос:
– Ханум не побьет свои нежные ножки о камни мостовой? Вон какие каблучки тонкие... Ханум привыкла ездить в автомобиле...
Настя-ханум почти закричала:
– Гульсун! Я тебя ищу, Гульсун!
Живая, здоровая, веселая Гульсун шла рядом. Она как-то особенно кокетливо куталась в свой чадур, облегавший ее молодое тело, дышавшее здоровьем и энергией. Рубенд - белую чадру - она откинула на голову, открыв совсем свое лицо.
– Как ты мне нужна, Гульсун! И ты не боишься ходить так? На тебя мужчины глаза пялят.
– И пусть пялят. Им же хуже, а меня не убудет... А зачем госпожа ищет Гульсун? Что знатной госпоже понадобилось от простой, глупой хезарейки? А?
– Ты мне очень нужна, Гульсун. Очень, - повторяла истерично Настя-ханум, сжимая руку молодой женщины.
– О, небо оседлало землю. Что-то, госпожа знатности, вы не очень жаловали нас вниманием.
– Тебе надо бежать, Гульсун... Бежать из Мешхеда.
– Новости... Почему мне надо бежать?.. Смешно...
Но в словах Насти-ханум звучало отчаяние, и Гульсун испугалась. Испуг сменил ее беспечность сразу же. Она вдруг толкнула Настю-ханум в очень узкий замусоренный проход между глинобитными домами и громким шепотом попросила:
– Ой, я волнуюсь... Скажите, в чем дело?
Они шли по душному коридору между слепыми стенами домов. В нос бил кислый запах глины и нечистот. К рукам, лицу липли мухи.
Торопясь и путаясь, Настя-ханум рассказала о разговоре Али Алескера с Анко Хамбером. Она очень удивилась, когда Гульсун беззаботно рассмеялась:
– Сгореть их отцам! И они воображают, что смогут перехитрить самого дьявола. Так и дался мой муж им в лапы...
Она захлебывалась от смеха. Она смеялась простодушно, как девчонка.
– И совсем неуместно смеяться, - сердито сказала Настя-ханум. Твоему мужу в самом деле грозит опасность, может быть даже смерть, а ты смеешься.
– Моему мужу и повелителю всегда грозит смерть. Что же, я каждую минуту плакать должна? Мой муж - хитрый дьявол... Хитрее всех.
И она снова закатилась в приступе смеха.
Но вдруг, перепрыгнув канаву с черной зловонной жижей на дне, она схватила Настю-ханум за руку и пробормотала:
– Ай, дочка... его дочка.
Она уже не смеялась.