Вечно
Шрифт:
– Как ты относишься к наркотикам? И этот вопрос не считается. Я просто хочу узнать твое мнение перед тем, как достать их.
– Эм, мне мало о них известно.
Достав пакет с марихуаной, он скрутил косяк. Закончив, он поднес его к своим губам и зажег, делая затяжку и приседая перед ней на корточки.
– Это поможет тебе расслабиться, хорошо?
Она кивнула, завороженная его близостью.
– Я облегчу тебе задачу, – сказал он. – Просто сиди спокойно и вдыхай. Задерживай дыхание как можно дольше.
Поднеся
– Первый вопрос. Каким образом ты практиковалась в чтении, если тебе не разрешали читать никакие книги?
Она покраснела.
– Я взяла книгу, которая принадлежала моему первому хозяину.
– Почему это так тебя смущает?
– Я только что призналась в воровстве.
– Да, но, знаешь ли, ты живешь в одном доме с профессиональным преступником. Воровство нас не беспокоит, – он снова сел. – Твоя очередь.
– Вы – профессиональный преступник?
Он с замешательством посмотрел на нее.
– Нет, я имел в виду своего отца. Ну, знаешь, то, чем он занимается в Чикаго, – она не знала, и он, кажется, спустя мгновение понял это. – Дерьмо, я думал… это на самом деле и неважно. Забудь, что я сказал. Спроси что-нибудь другое.
Все еще пребывая в замешательстве, она выбрала вопрос наугад.
– Как Вы получили шрам на боку?
Он провел рукой по своим волосам.
– Боже, а ты не намерена давать мне поблажек, да?
Игра шла не очень хорошо.
– Вы хотите, чтобы я задала какой-нибудь другой вопрос вместо этого?
– Нет, все в порядке. Шрам появился у меня в восьмилетнем возрасте. В меня выстрелили, пуля прошла навылет прямо через мой бок.
Хейвен не знала, какого именно ответа она ожидала – может быть, чего-то вроде того, что он упал или порезался – но она не думала, что он скажет такое.
– Я сожалею.
– Не стоит. Я же уже говорил тебе – у нас с тобой больше общего, чем ты думаешь. Я тоже пролил кровь из-за того дерьма, к которому не имел отношения.
Могло ли у них действительно быть что-то общее?
– Почему в Вас стреляли?
Он покачал головой.
– Ты уже задала свой вопрос. Теперь моя очередь. У тебя есть какие-нибудь скрытые таланты?
– Я так не думаю.
Он приподнял брови, скептически смотря на нее.
– Ты должна быть в чем-то хороша.
– Ну, мне нравится рисовать, но я не знаю, можно ли считать это талантом.
– Ты нарисуешь что-нибудь для меня?
Она улыбнулась.
– Вы уже задали свой вопрос.
Он рассмеялся, махнув рукой.
– Ладно, твоя очередь.
– Почему в Вас стреляли?
– Я не могу сказать, потому что на самом деле не знаю, – сказал он. – Спроси что-нибудь другое.
Она замешкалась.
– Ладно, почему Вы напали на парня после игры?
– Потому что Николас заслужил это. Я делал гораздо более плохие вещи, чем просто сбивал его с ног. Это – ничто по сравнению с тем, что случилось в последний раз, когда мы виделись.
– О.
– Ну так, ты нарисуешь для меня что-нибудь?
– Может, когда-нибудь.
– Когда-нибудь? «Когда-нибудь» – это когда? Завтра? На следующей неделе? Когда мне будет восемьдесят?
– Я нарисую что-нибудь для Вас в то же самое «когда-нибудь», в которое Вы позволите мне прибраться в Вашей комнате, – сказала она. Он открыл рот, словно намеревался возразить ей, поэтому она перебила его, задавая свой следующий вопрос. – Что такого плохого Вы сделали с Николасом в прошлый раз?
– Я выстрелил в его машину. Бензобак вспыхнул, начался небольшой пожар. Они обвинили меня в покушении на убийство, но я честно не пытался его убить.
Хейвен была поражена тем, что он мог одновременно быть так жесток к парню и, как ей казалось, так добр к ней.
– Что он такого сказал, что заставило тебя улыбнуться? – спросил Кармин.
– Он рассказал мне шутку про оленя.
Он закатил глаза.
– Предыдущий вопрос не в счет. Ты когда-нибудь целовалась?
Она медленно покачала головой, чувствуя себя неполноценной.
– Из-за этого я, наверное, кажусь незрелой…
– Вовсе нет. Мне не следовало об этом спрашивать. Просто вырвалось, – он сменил позу. – Черт, да я тоже, технически говоря, никогда не целовался, потому что я не целуюсь в губы, – он снова замолчал. – И из-за этого я, вероятно, похож на мудака – из-за того, что я могу заниматься с ними сексом, но не целоваться.
– Сколько у Вас было девушек?
Он опустил голову, услышав ее вопрос.
– Я не знаю. Дюжина с половиной, и еще, возможно, плюс две-три.
– Получается, двадцать или двадцать одна?
Он украдкой посмотрел на нее.
– А у тебя все в порядке с математикой. У меня нет списка, но примерно столько. До смешного много, я знаю.
Он казался расстроенным своим собственным ответом, и она не могла не задуматься о том, не сожалел ли он насчет некоторых из этих девушек. Она улыбнулась, пытаясь приободрить его, но он только лишь разочарованно простонал.