Вечное сердце
Шрифт:
– Что? – нетерпеливо спросила Таня.
– Место довольно открытое, да? – ответил он. – Здесь многие проходят, машины выезжают…
– Ну, ясно. – Тане казалось, что уже пора к чему-то прийти. – Я, конечно, извиняюсь, но вообще вы что-нибудь делаете, чтобы найти убийцу или тело Марины?
– Следствие ведется, я ищу тело…
– Где?
– На свалках…
– Господи, как это может быть, почему?
– Исходя из версии, что кому-то нужно было надежно спрятать тело убитой и пока неопознанной старухи.
– Она убита?!
– Да.
– Какой-то кошмар. И вы
– Да. Мы находим там умерших людей. В числе всего прочего.
– То есть как?
– Кто-то из них, судя по-всему, был бомжом, а кого-то вынесли из собственной квартиры – раздетым, в домашней одежде… Мы находим людей, умерших естественной смертью и убитых. Среди убитых есть, например, ребенок, приблизительно двухлетний.
– Что это все значит? – Таня смотрела на Сергея расширившимися от ужаса глазами.
– Это совершенно разные истории. Преступления, кромешная нищета, дикость. И просто чья-то жадность. Не исключено, что это приметы новой системы… Вы, наверное, знаете, что огромное количество мигрантов снимает в Москве квартиры. Многие очень быстро становятся собственниками. Изредка соседи или дальние родственники начинают интересоваться судьбой хозяев. У Славы несколько таких дел. Хозяева числятся в пропавших без вести. Думаю, и они там, на свалке… Все находки мы передаем официальному следствию.
– А оно что?
– Постарается этот клубок распутать. Насколько это вообще нужно государству. Следователи выше головы не прыгнут. В общем, Татьяна, как уже было сказано кем-то, посмотрел я окрест себя, и душа моя страданиями преисполнилась…
– Я верю, Сережа, что так оно и есть, хотя ваш ироничный тон… он сбивает с толку.
– Да, суть именно в этом – в сбивании с толку, – кивнул Кольцов.
Глава 7
Он быстро шел по коридору – в синем халате, бахилах, перчатках, шапочке. В анатомическом зале уже стояли аспиранты. Он кивнул на приветствия, ни на кого не глядя, быстро подошел к столу.
– Докладывай, – сказал он парню, который стоял ближе всех.
– Девушка, лет двадцати, тело было найдено на свалке. Пролежало не менее двух недель, учитывая мороз. Есть трупные пятна. Внешних повреждений не обнаружено.
– Понятно. Ты готов начать?
– Я? Ну, да.
Парень поправил маску, очки, взял скальпель, потом оглянулся на него и попытался встать к нему спиной. Все боялись его пристального, иногда исступленного взгляда.
– Начинай, – отдал он команду.
Парень сделал первый надрез, и тут это произошло. Арсений Павлович бросился на аспиранта, неожиданно сильно оттолкнул его от стола, выхватил скальпель и мгновение держал его в поднятой руке у горла несчастного, другой рукой крепко схватив парня за одежду на груди.
– Скотина! Подонок! Ты что сделал! Как ты… ах ты господи,
– Помогите! – взвизгнул аспирант. – Он убьет меня! Он опять свихнулся!
Никто не шелохнулся. Все как загипнотизированные, словно в больном сне наблюдали страшную картину, которая время от времени повторялась в этой аудитории. Он бросил на пол скальпель, брезгливо оттолкнул аспиранта и, склонившись над голым, посиневшим телом покойницы, что-то быстро заговорил, зашептал. Потом снял перчатки, быстро провел рукой по ее лицу, шее, груди, животу и вдруг скорчился, будто от боли, упал на колени, тихо заскулил. Все потянулись к выходу, стараясь двигаться бесшумно и обходить его как можно дальше.
Через час Арсений Павлович, умытый, в темном, строгом костюме и белой рубашке вошел в кабинет ректора мединститута.
– Садитесь, – буркнул человек с обвисшими щеками и усталым тяжелым взглядом. – В чем дело, Арсений Павлович? Что вы себе позволяете и до каких пор это будет продолжаться? Вы больны или вам просто нравятся идиотские спектакли?
– Николай Петрович, – быстро и язвительно ответил Арсений Павлович, – неужели вам не все равно, как я отвечу? Если я скажу, что болен, вы будете меня лечить? Запихнете в психушку? Если я скажу, что мне нравятся спектакли, вы похлопочете, чтоб меня взяли в театр? Мы оба знаем, что при любом ответе вы будете держать меня при себе в качестве дойной коровы. Я попросил бы прекратить эти административные проработки. Мне некогда, вы это прекрасно знаете. Мне всегда некогда!
– Идиот! – вяло произнес ректор. – Я боюсь, что ты заиграешься. Что ты однажды действительно кого-то зарежешь. Я тебя предостерег.
– Ох, спасибо, – Арсений Павлович вскочил и по-клоунски расшаркался. – Благодетель вы мой. Только, Николай Петрович, я думаю, у вас большой проблемы не будет. За те деньги, которые вы на мне зарабатываете, вы без особых зазрений совести оформите лишнего покойника в наш морг.
– Ты так меня достал, – все тем же невыразительным голосом произнес ректор, – что мне иногда хочется тебя туда оформить. Шутка. Ладно, садись, кончай кривляться. У нас на следующей неделе ожидаются клиенты из Кореи и Японии. Я могу надеяться, что ты будешь в форме и никого не подведешь?
– Я, кажется, еще никого не подводил ни разу в жизни. Информацию по клиентам передайте мне, пожалуйста, завтра в письменном виде. Это все?
– Не все. Ты можешь, наконец, сказать мне, сколько у тебя авторских способов бальзамирования? Я должен знать, как руководитель. Я веду серьезные переговоры.
– Не могу. По одной причине. Я сам не знаю, сколько их у меня. Я что-то меняю в зависимости от массы причин, многое делаю просто по наитию… Я не могу ничего сказать.