Вечность мига. Роман двухсот авторов

Зорин Иван

Как и все горцы, Резак вырос пастухом, став попутно конокрадом и разбойником. Его бурку узнавали издали, его ружьё не ведало промаха. Он грабил караваны, совершал набеги и от таких же, собравшихся в узком ущелье сорвиголов, получил титул бея. Но путь отчаянных короток, и однажды Резак-бей попал к врагу. Пленные ютились на клочке ненавистной равнины, отгороженные частоколом с торчащими головами товарищей, а крышей им служили

звёзды. Однажды пьяный охранник вошёл к пленным с перекошенным лицом и стал резать их, как баранов, огромным кухонным ножом. «Как верёвочка ни вейся, а кончик будет», – приговаривал он сквозь стиснутые зубы, разваливая горла от уха до уха. Пленные лежали вповалку и, забыв былую дерзость, скулили, пока не замолкали. Когда подошла очередь Резак-бея, он встал в полный рост, встречая смерть улыбкой, которая повисла в уголках губ, точно платье на вешалке.

И смерть не посмела перешагнуть через его дневную улыбку.

А через много лет отец бесчисленного семейства Резак-бей умирал. Его лицо стало морщинистым, как изрезанный лиманами морской берег, оно хранило отпечатки всех болезней, всех грехов и всех искушений. Оно было таким же угрюмым, как в детстве, когда шёл дождь. «Я страдаю бессонницей, – говорил он толпившимся у постели нукерам, – никак не могу умереть…» И скупая слеза смывала на его лице соль, оставленную слезой предыдущей.

Но небо упрямо не принимало его. Перечисляя в молитвах свои разбойные подвиги, Резак-бей мучился до тех пор, пока не вспомнил всех погубленных, пока не претерпел их страдания и не умер их смертями. А когда сомкнул глаза, на его лице проступила вечерняя улыбка, приплаканная им в своём покаянном сне.

Шамиль Бабахан-оглы. «Кавказские саги» (1902)

Истина – в словах!

– Как думаешь, где мы будем после смерти?

– Полагаю там же, где и после жизни.

Роман Чумарь. «Тайны гламура» (2002)

Другое кино

– Как в дурном сериале, – махнул рукой моложавый мужчина за столиком. – Работа монотонная, скучная, тянется изо дня в день. Неужели я родился для того, чтобы продавать одежду? Стоило ли учить про Цезаря и всемирное тяготение,

чтобы стоять за прилавком? Зачем было столько чувствовать, постигать? Ради этой глупой роли? Согласитесь, чудовищно…

Он уставился на скатерть.

Сосед разминал пальцами сигарету.

– Как посмотреть, – чиркнул он спичкой. – После школы меня призвали, и в армии я охранял зэков под Красноярском. Красноярск не Краснодар, зимой – минус тридцать, валенки, полушубки, ушанки опущены. Раз грузили мы заключённых в два автозака – фургоны с брезентовым верхом. Их должно было быть три, но один застрял по дороге. Блатные забрались, остались так называемые опущенные – им по воровским законам полагается отдельная карета, сидеть с ними рядом западло. Что делать? Холод собачий, начальство кричит. Ну, стали их овчарками подтравливать, прикладами в машины загонять. А их оттуда выбрасывают, бьют ногами в лицо. Я в оцеплении стою, точно в фильм о фашистском концлагере попал: лай, матерщина, кровь на снегу. Мне девятнадцать, ещё вчера про «милость к падшим» учил. Едва не разрыдался. И что хуже, чуть стрелять не начал. Уже «калаш» с плеча сдёрнул, да старшина доглядел: «Ты чего, парень? Из-за кого стараешься?» А тут, слава богу, кое-как затолкали зэков, поехали… Но сцена эта потом долгие годы снилась, вот вам и сериал.

Алексей Ситников. «В ресторане» (1995)

Казус

В одной местности жили два рыцаря Жак Лаполье и Жан Палопье. Похожих, как капли, их вечно путали. Да они и сами часто не могли разобраться, кто из них кто. «Не Лаполье ли на меня смотрит?» – гадал перед зеркалом Палопье. «Не Палопье ли спит с моей женой?» – ворочался в постели Лаполье. Женились они в один день, в одной церкви, но после свадьбы жёны их всё время путали, так что завели общих детей.

Лаполье был праведник, Палопье – грешник. Но кто закончил дни на эшафоте, а кто в монастыре, осталось тайной. На том свете одному присудили рай, другому – ад. «Это не я!» – завопил тот, которого тащили черти. «Он, он!» – закричал другой, которого вели ангелы. Их поменяли местами. «Это ошибка!» – опять возмутился окружённый чертями. «В небесной канцелярии?» – возразил ему сокрытый ангельским крылом.

Конец ознакомительного фрагмента.