Вечность пополам

Логунова Елена Ивановна

Лет в пятнадцать, когда ко мне в гости стали заглядывать мальчики, я устроила родичам дикий скандал, категорически потребовав в присутствии посторонних людей называть меня человеческим именем, но это не очень помогло. Машка, вот, по-прежнему кличет меня, как младенца. Впрочем, сама она невозмутимо отзывается и на Машерочку, и на Масянделя.

– Мань, прости, я забыла оставить тебе ключи, – повинилась я за кофе с пирожными.

–Ты забыла, что мы приезжаем? – не поверила сестрица.

– Мы?

У меня

упало сердце. Это Машкино «мы» могло означать только одно: она приехала не в единственном числе, а со своими короедами. В таком случае, мою забывчивость, действительно, можно было объяснить только очень тяжелой формой склероза, если вообще не амнезией. Машкины потомки Дуся и Руся производят стойкое и тяжелое впечатление даже на очень закаленных людей – цирковых укротителей, сотрудников террариумов и заслуженных работников переполненных сумасшедших домов.

– Детки ждут меня во дворе, – сообщила Машера.

Сразу стало понятно, почему в одном дворе с Дусей и Русей слаженным хором орут автомобильная сигнализация, коты и дворник дядя Митя.

Я поспешно поставила чашку, с непрожеванным куском пирожного за щекой метнулась к столу и вытряхнула на него всё содержимое своей сумки:

– Вот ключи от квартиры, езжайте домой!

– Не спеши, успеется, давай сначала поболтаем, посекретничаем по-женски, пока нам детки не мешают! – отмахнулась Машера.

У нее нервы, как якорные цепи «Титаника».

– Не мешают? – повторила я, обеспокоенно прислушиваясь к нарастающему шуму во дворе.

Там что-то грохнуло, и мимо окна ночными бабочками полетели серебристо-черные хлопья.

– Разве может нормальный ребенок с петардой пройти мимо пустого мусорного бака? – пожав плечами, философски ответила сестрица на мой невысказанный вопрос. – Всякому же ясно – стальной контейнер ухнет так, что закачаешься!

Я подкатила глаза и увидела, что на потолке качается хрустальная люстра, не менее отзывчивая, чем стальной контейнер.

– Ладно, я пойду, – Машера встала и подхватила со стола тарелку с пирожными. – Не задерживайся на работе, тебя ждет праздничный ужин в семейном кругу!

Я вздрогнула, но сестрица этого не увидела – она удалилась. Через тридцать секунд во дворе раздался богатырский посвист, и почти сразу же замолчали коты и дворник. Сигнализация еще завывала, но в сольной партии звучала так себе – как Николай Басков вне дуэта с Монсеррат Кабалье.

– Что это было? – опасливо спросил Санчо, явившись убрать посуду со стола.

– Моя семья.

– А я-то думал, что ты – самый яркий ее представитель!

– Да уж куда мне.

Я сдвинула в сторону вываленное на стол барахло, села и пригорюнилась, постигая весь ужас сложившейся ситуации.

Один тихий семейный ужин с Машерой и ее вооруженными петардами короедами я еще кое-как переживу, но они же ко мне на целую неделю

приехали! И я так радовалась, что именно эти дни проведу в Нигерии, с новым знакомым, гориллами и крокодилами – то есть, в куда более приличной компании, чем Машера с ее детками!

– Ну, есть еще вариант переселиться на недельку в офис или в отель, – неуверенно предложил внутренний голос.

Я покачала головой. Если я демонстративно сбегу из дома – Машера обидится. Другое дело, если я куда-то улечу – срочная командировка на край света сойдет за уважительную причину отсутствия в семейном кругу. Но на том краю света меня, как выяснилось, никто не ждет, а сама по себе Нигерия меня не очень привлекает…

Мой тоскливый взгляд упал на тонкий пластиковый файл, сложенный втрое. Сквозь прозрачный полиэтилен ясно просвечивала строчка «Маршрутная квитанция электронного билета», а также название промежуточного пункта назначения: Вена.

– Хм! – обнадежено молвил внутренний голос. – А что, если…

Я протянула руку, взяла файл и вытащила из него распечатки своих электронных билетов – два бумажных листа. Два!

– Так-так-так… А вот это мысль! – повеселевшим голосом сказала я вслух.

В Абуджу мне предстояло лететь с пересадкой – через Вену, и я не смогла найти транзитный рейс, воспользовалась услугами двух разных авиакомпаний. Стало быть, теперь я могу вовсе не лететь в Нигерию, ограничиться путешествием в Австрию, а там-то мне никакие новые знакомые не нужны! В Европе у меня и старые (причем, не годами!) знакомые найдутся!

На то, чтобы аннулировать билет Вена-Абуджа-Вена, хватило десяти минут. Еще часа четыре я, презрев работу, провела в ближайшем торговом центре, подбирая обмундирование для туристической вылазки в столицу Австрии – туда явно следовало снарядиться иначе, чем к гориллам и крокодилам.

Вечером я на редкость мужественно выдержала семейный ужин с Машерой и ее детками, которые вели себя, как те ангелочки, которым для душевного спокойствия окружающих не мешало бы оборвать крылья вместе с руками.

Оставшиеся до вылета в Австрию ночь, день и еще ночь я лежала пластом. У меня ничего не болело, но держалась, не спадая, противная температура 37,4.

– Какая-то странная у тебя болезнь, Тёпа, – опасливо заметила Машера, во избежании инфекции отогнав от меня подальше своих дорогих короедов.

Дусю и Русю, я уверена, не одолела бы и бубонная чума, а уж моя-то хворь и вовсе не представляла для них никакой опасности. Я знала, что происходит: мой организм боролся со сладким ядом никому ненужной влюбленности. Тело, как обычно, сориентировалось в происходящем быстрее, чем душа, и не замедлило с реакцией. Чтобы не мешать ему выздоравливать, я отключилась от всех внешних раздражителей вроде Машеры с ее потомками, телефона и интернета.