Вечнозеленое поле жизни
Шрифт:
В двух сезонах под руководством Базилевича ЦСКА занял соответственно пятое и шестое места. Подготовку к чемпионату 1982 года мы начали как никогда серьезно. Трехразовые тренировки на сборах. Два раза в Москве. Много беговой работы, много тестирования. Тогда-то и появились эти письма в министерство. «Зачем нам Базилевич с его режимами, надо играть проще. Эти режимы только сбивают, отвлекают от занятий техникой». Короче, революционная ситуация. Низы не хотят, а верхи не могут. Нас вызывают к Соколову. Базилевич собирает на Песчаной тренера Алика Шестернева, начальника команды Юру Беляева и меня. Предупреждает, что если мы будем говорить одно и то же, министр поймет, что мы единый коллектив, что игроки
Первым выступил Базилевич. Пообещал министру, что на фоне мощной физической работы, скоро появятся забегания, скрещивания и результат будет очень высоким. Привел пример киевского «Динамо». Я сказал примерно то же самое. А Алик с Юрой неожиданно заступились за игроков. Мол, они не привыкли, надо работать по-армейски, как в старые годы. Юрка Беляев играл в ЦСКА центра нападения в пятидесятые. Топтал всех, его за глаза звали: солдат Беляев на передней линии. По идее, он может считаться олимпийским чемпионом пятьдесят шестого года. Правда, в Мельбурне не сыграл ни одного матча… Итак, отпустил нас министр, вернулись в Архангельское. А Юрка работал до этого главным тренером Вооруженных Сил, к отставкам не привык. Соколов же не сказал, чью сторону он принимает. Вечером должно было подъехать руководство, объявить решение. Я после обеда говорю Беляеву:
– Юр, я ложусь поспать часа на полтора, если приедут, разбуди.
– Ты что! Едут снимать нас, а ты ложишься.
– Так ведь приказа нет, я еще и поужинаю, а может, завтра еще и позавтракаю. Но пока не поужинаю, не фига никуда не уеду. А потом уже, на здоровый, на полный желудок буду принимать увольнение…
Приехали и сняли нас с Базилевичем. Юра доработал до конца года и отправился на Мадаскар. А Алик год был старшим тренером…
Последний раз в главную армейскую команду меня позвал Юрий Андреевич Морозов в восемьдесят пятом, уже в первую лигу. Мы знали друг друга еще с игроцких времен, но работать вместе не доводилось. Юра провел мою кандидатуру вопреки сомнениям Соколова. Министр предупредил его:
– Вы берете Бубукина, у Бубукина свои взгляды, он здесь работал, за ним может пойти народ.
Морозов ответил, что ему такой и нужен. В споpax рождается истина. Тем более Бубукин знает сильные слова. Соколов, конечно, погорячился, представляя меня, как непримиримого борца за свои взгляды. На деле у нас получился очень хороший тандем. Морозов представлял собой этакую гремучую смесь Тарасова и Лобановского. Вспыльчивый, кипяток, суровый, жестокий. Мог накричать, сравнять с землей. Все это минут на десять. Потом проходит время, и он затихает. Как Валя Иванов. На это время я являлся превосходной буферной системой между игроками и Морозовым. Ребята по первости сильно обижались. А я их успокаивал, говорил, увидишь, что завтра он к тебе как ни в чем не бывало. К нам из Литвы перешел Вальдас Иванаускас, к своим партнерам по юношеской сборной. Он хоть и скоростной, но все равно в нем была какая-то прибалтийская заторможенность. Может, они от природы такие, от своей культуры. Если перед тобой лужа, значит, ее надо обойти, даже если галоши надел. Нечего лезть туда в это пекло, подкат делать, биться. То есть сзади играл только на чистых мячах. Морозова это очень раздражало. Он говорил:
– К атаке у меня претензий нет, хорошо борешься, особенно вверху. А почему сзади не отрабатываешь?
Я по мере сил защищал Вальдаса:
– Юр, не всем же быть челноками. Хорошо, он не отрабатывает в обороне, но зато какой в атаке. Давай здесь хава поставим, чтобы страховал. Потому
Ну и как-то Морозов довел Иванаускаса до слез. Рано заменил его, наорал:
– Сколько можно говорить, чтобы возвращался! Давай, иди отсюда!
Тот снял бутсы, идет в раздевалку и плачет. Я уж нарушил профессиональную этику и шепнул Вальдасу, что я бы его не снял. Что Морозов отойдет. И все будет нормально. Чисто почеловечески, чтобы вернуть ему веру в себя. Он потом стал чуть ли не ведущим игроком «Гамбурга».
Юрий Андреевич был предельно официален с игроками. Не было такого, чтобы он зашел в комнату на сборах, поинтересовался бытом. Или смотрел с ними телевизор в свободное время. Он мыслил, что у нас профессиональная команда, они получают деньги, пусть сами решают, как относиться к делу. Так что мне приходилось быть еще и постоянной «нянькой». В Архангельском он селился в последней по коридору комнате. А посредине – класс для занятий с телевизором и видиком. Приносили нам кассеты с американскими триллерами, боевиками. Тогда еще к этому не привыкли. Сидим вечером, смотрим, разинув рты. А Морозов считал это ниже своего достоинства, запирался у себя в комнате и составлял конспекты. Ну и выйдет в туалет или еще куда. Пройдет мимо, только взгляд бросит. А потом мне вставляет:
– Вот ты, Валентин Борисыч, сам как ребенок. Нет чтобы смотреть, как итальянский «Интер» играет, ты гонишь сплошную порнуху!
– Юр! Не поверишь, прямо, как специально! Как ты идешь, так какую-нибудь голую задницу показывают! Посиди, посмотри, увидишь, что нормальный фильм.
– Да что сидеть! Одни бабы голые на экране!
Чего греха таить, любил он выпить. Заедем на сборы, он все осмотрит, проведет тренировку и очень серьезно нам с начальником команды Марьяном Плахетко говорит:
– Ребята, мы свое дело сделали, завтра игра, все зависит от них, мы провели такую работу, такую, такую, – перечисляет. Потом добавляет, как бы невзначай:
– Поэтому мы можем позволить себе перед сном по рюмке. Борисыч, тебе пить нельзя. Ни грамма, потому что надо ребят уложить.
Выпьют по рюмке, второй, третьей, сидят, разговаривают. Время к полуночи. Я возвращаюсь, докладываю, что все нормально, спят.
– Борисыч! Все равно тебе нельзя. Потому что нас снимут, а ты будешь старшим тренером. Марьян, давай назначим Борисыча старшим тренером.
Это уже после пятой-шестой. И вот так на протяжении сезона они меня назначали старшим тренером. А утром снимали, опять все на своих местах. В семь часов Морозов встанет, побреется, зарядку сделает, прогулку километров восемь. И свежий как огурец. А заодно и меня поднимет ни свет ни заря. Зато после обеда меня лучше не трогать. Кто-нибудь спрашивает:
– Где Борисыч? Морозов отвечает:
– Он думает по тактике.
Меня тормошат, кричат: Борисыч, там вот такие дела…
– Сейчас, сейчас. Мне надо подумать, как со «Спартаком» играть. У меня в голове такой «Ералаш», вот во сне все скомпонуется, как у Леонова в «Большой перемене».
В восемьдесят шестом Юра месяца на полтора уехал в сборную к Лобановскому На сборы и чемпионат мира в Мексику. Хотели вызвать Шапошникова консультантом, но Морозов возразил, что я знаю его линию, как тренировать, как играть. Шашков согласился, но предупредил, что в его отсутствие я должен набрать пятьдесят процентов очков в шести матчах. Не ошибусь, если скажу, что мы десять очков взяли из двенадцати. Чесали всех за счет небольшой хитрости. Ребята – молодые, из бывшей юношеской сборной: Мох, Колотовкин, Иванаускас, Татарчук, Медвидь, Дима Кузнецов, Савченко. Морозов настраивал их на постоянный прессинг, давление впереди. А я, пока его не было, решил, что высшая лига важнее. Предположим, играли мы в Ланчхути с «Гурией». Я даю такую установку: