Шрифт:
Вячеслав Назаров
Вечные паруса
Фантастические повести
Стихи Вячеслава Назарова хорошо известны читателям. Он автор книг "Сирень под солнцем", "Соната", "Формула радости", участник поэтических сборников, вышедших в Москве, Кемерово, Иркутске, лауреат премии имени Красноярского комсомола.
"Вечные паруса" - первая прозаическая книга поэта. И вряд ли можно считать случайностью то, что В. Назарова привлек жанр фантастики. Напряженная публицистичность, философский анализ, стремление не только увидеть и описать, но и осмыслить событие в "связи времен",
Не все в книге бесспорно. Не хочется, к примеру, верить, что человечество, освоив космос, исследовав планеты Солнечной системы, построив города на Марсе и Венере, получив ключ к сверхсветовым скоростям и возможность контакта с иным разумом, останется разделенным на два лагеря мир социализма и мир капитализма. Но ведь задача состоит в том, чтобы осветить настоящее светом будущего.
Герои книги В. Назарова живут и работают так же, как наши современники - неистово и упоенно - и поэтому никогда не состарятся и не поблекнут вечные паруса - символ мятежа и исканий, неистребимой доброты и вечной человеческой неудовлетворенности сделанным - то, что зовется прогрессом.
Там, в неизмеренной дали,
за солнцем солнце открывая,
увидят люди край земли
и остановятся у края...
Перед стеною вечной тьмы
замрут лучи радиотоков...
И вот тогда проснемся мы
в крови неведомых потомков.
Мы распрямимся в их телах
и сузим яростные веки.
И хрустнут в сомкнутых руках
предохранительные вехи.
И прозвучит сигналом к бою
неукротимость древних снов.
И снова вспыхнут за спиною
крутые крылья парусов...
НАРУШИТЕЛЬ
В кают-компании никого не было. Андрей швырнул на стол пачку записей и огляделся. Настенные часы напомнили ему, что раздражаться нечего: до начала совета еще пятнадцать минут. Он опять поторопился и винить нужно только себя.
Андрей вздохнул и уселся на свое место. Кресло под ним недовольно заскрипело.
То-то и оно. Полгода в космосе - не шутка. Даже для металлических кронштейнов кресла. А для человеческих нервов - тем более. Особенно когда эти полгода - сплошная цепочка неудач.
Неудач ли?
В кают-компании тонко пахло сиренью.
Традиционная веточка сирени - последний подарок Земли - за полгода превратилась в целый куст. И неожиданно зацвела. Словно почувствовала, что скитаньям - конец, что скоро замаячит в прицельных визирах желтый шарик Солнца и откроется черная труба Большого Звездного Коридора, приглашая домой. А потом зеленовато-голубая Земля закроет полнеба, и загудят под магнитными подошвами трапы лунного космопорта... Сирень вернется к тем, кто подарил ее - к мальчишкам и девчонкам в красных галстуках. Таков обычай.
А пока сиреневый куст стоит в углу, и на влажных сине-фиолетовых соцветьях гаснут малахитовые блики чужого заката. И самое странное, куст очень вписывается в окружающий безжизненный пейзаж, который равнодушно и объемно рисует широкий, во всю стену, обзорный экран.
Зачем понадобился такой большой экран? Такое ощущение, что сидишь на веранде и только хрупкое стекло отделяет тебя от чужого мира. Мира, в котором ты - непрошеный гость. Ощущение не из приятных, особенно к исходу шестого месяца. Недаром кто-то
Андрей встал, чтобы задернуть портьеру, взялся за лохматую кисть шнура, но вниз не потянул: загляделся. Загляделся в тысячу первый раз, загляделся вопреки непонятному раздражению и вполне понятной усталости. Знакомая картина властно приковывала к себе взгляд.
Справа, где-то за горизонтом, умирало зеленое солнце. Его корона еще горела из-за острых зазубрин далеких гор, но тяжелое полукольцо серебряных облаков, переливаясь, смыкалось все уже. Собственно, это были даже не облака, а сгустки электрического свечения - что-то вроде земных полярных сияний. Они катились вперед, как пенный гребень исполинского черного вала, и плотная темнота на глазах заливала небо. Острые иглы звезд мгновенно протыкали накатывающуюся черноту, но не надолго - слева из-за горизонта вставало нечто чернее черного, нечто огромное и круглое, оно поднималось, распухало и заглатывало едва родившийся звездный планктон.
На этой планете не было ночи. Просто зеленый день сменялся черным, потому что вслед за уходящим видимым солнцем вставало невидимое, обрушивая на поверхность палящий поток ультрафиолета.
Поверхность... Глядя на беспорядочное нагромождение геометрических тел, заполнивших окружающее пространство, поневоле начнешь сомневаться в самой возможности существования ровного места. Гигантские пирамиды, конусы, тетраэдры, октаэдры, немыслимые ритмы острых ребер, пиков, наклонных плоскостей, винтообразных полированных граней, одинаково сумеречно-синих в свете зеленого вечера, навевали безотчетную тоску.
Черное утро меняло пейзаж.
С появлением серебряных облаков гигантские кристаллы становились прозрачными. Окружающее стремительно таяло - исчезали пирамидальные горы и конические пропасти, цилиндрические башни и ромбические утесы - все превращалось в бесплотные туманные тени, и корабль словно повисал над дымчатой пустотой.
Черное солнце поднималось выше, и опять неузнаваемо менялась окрестность.
Под мощным ультрафиолетовым излучением вся поверхность начинала светиться - сначала легким бледно-золотым свечением, потом все ярче и ярче, - пока не загоралась всеми оттенками от лимонно-желтого до оранжево-красного.
Из-за полуприкрытой шторы Андрей рассеянно следил, как наливаются текучим золотым огнем камни и дальние горы, как трепетно и безостановочно пульсирует свет в полупрозрачной толще вздыбленных пород.
Сейчас зыбкая красота светового танца вызывала горечь. Этот прекрасный, геометрически совершенный мир был мертв. Мертв с самого рождения.
И останется мертвым до окончания веков.
Вспомнились патетические слова одного из "отцов" современной космогонии Штейнкопфа: "Надо смириться, наконец, с наличием сил, которых мы никогда не сможем познать. Планеты класса "К" - чужаки в нашем звездном мире. Дозвездное вещество и жизнь - несовместимы, и живому никогда не проникнуть за барьер, поставленный самой природой. Пусть чересчур горячие головы обвиняют меня в консерватизме - я уверен в своей правоте. Докажите, что в мирах класса "К" возможна жизнь, покажите хотя бы одну бактерию с кристаллопланеты, и я первый скажу вам - идите!"