Вечные
Шрифт:
— Привет, Хейвен.
Изнутри парка к воротам шел молодой человек. Высокий и стройный, он шагал уверенно, неторопливо, засунув руки в карманы джинсов. Все, что было на нем надето — от черной рубашки до туфель, — выглядело новеньким, с иголочки. На взгляд Хейвен, он был очень хорош собой, хотя черты его лица было трудно разглядеть под ярким утренним солнцем. Только массивные черные очки подсказали ей, кто это.
— Привет, Адам, — ответила она.
Теперь их разделяла всего пара футов и железная решетка.
— Какая удача, что мы встретились с тобой.
Хейвен понимала, что ей лучше развернуться и уйти. Она обещала Йейну, что больше близко не подойдет к обществу «Уроборос». Она уже столько узнала об этих людях, и как же она могла оказаться здесь, около Грамерси-парка? Может быть, какая-то часть ее хотела сюда вернуться?
— Не знаю. У меня не так много времени, — сказала она Адаму. — Скоро надо вернуться.
— Куда торопиться? — проговорил Адам. Его голос звучал так, что устоять было трудно. — Не хочешь немного прогуляться по парку? Он так прекрасен в это время года, а я так мечтал вновь встретиться с тобой.
Конечно, Хейвен было лестно то, что с ней флиртует такой красавец. Любая девушка только мечтала бы о таком спутнике. Хейвен было любопытно узнать, почему он обратил внимание на нее. Поэтому, когда Адам открыл калитку, она быстро оглянулась назад и вошла в парк. «Подумаешь, — решила она, — прогуляюсь с ним немножко».
— Как ты поживаешь? — спросил Адам, когда они зашагали рядом по парковой дорожке. Дул легкий ветерок, в котором чудесные ароматы парка смешивались с не такими уж приятными, прилетавшими из-за ограды. Пару раз пахнуло чем-то старым, затхлым — как из мавзолея, который открыли первый раз за сто лет. — Тебе нравится в Нью-Йорке?
— Ну… Было немножко безумно, — призналась Хейвен.
— Могу себе представить, — кивнул Адам. — Ну, ты подумала о том, чтобы вступить в общество «Уроборос»?
— Да, — ответила Хейвен. — Думаю, это не для меня.
— Жаль. — Адам, похоже, ожидал именно такого ответа, но при этом был не готов смириться с ним. — Надеюсь, твоя беседа с Падмой не настроила тебя против общества? Боюсь, она могла зайти слишком далеко. Мне не хотелось бы, чтобы ты вернулась в Теннесси с неправильным представлением о нас.
Хейвен остановилась в тени высокой ели. Ветер растрепал ее кудряшки.
— Прости, Адам, но кто ты такой? — спросила она. — Чем именно ты занимаешься в ОУ?
— Я забочусь о том, чтобы все было в полном порядке.
— Но ведь Падма — президент. Разве ты не слишком молод, чтобы всем руководить? Сколько тебе лет? Двадцать два?
Адам улыбнулся.
— Я старше, чем выгляжу. Падма — публичное лицо общества. Она руководит повседневной деятельностью. Это все. Мы не знаем, долго ли позволим ей занимать этот пост.
— Мы? — переспросила Хейвен. — Кто это — «мы»?
— Я не могу назвать тебе имена. Но представь себе самого могущественного бизнесмена современной Америки. Самую известную актрису. Самого успешного художника. ОУ никогда не публиковало списков своих членов, поэтому мало
— Ты забыл упомянуть о наркодилерах и проститутках.
— Прошу прощения?
— У вашей системы счетов, похоже, есть ряд серьезных недостатков. Я слышала, что когда члены вашего общества влезают в долги, им приходится продавать душу — или тело, чтобы привести свои дела в порядок.
Адам Розиер улыбнулся — но не слишком убедительно.
— Можно поинтересоваться, откуда тебе известно про эти «недостатки» в нашей системе?
— А это имеет значение? — фыркнула Хейвен.
— О, я бы сказал, что для меня это имеет просто колоссальное значение, — ответил Адам, не теряя хладнокровия. — Члены нашего общества связаны строгой клятвой конфиденциальности. О нашей системе никому не позволено рассказывать. И то, что тебе о ней известно, говорит о том, что в нашей безопасности образовалась серьезная брешь. Кто тебе рассказал?
— Никто мне ничего не рассказывал.Я помню об этой системе из моей прежней жизни, — солгала Хейвен.
Розиер снял очки. Без них его глаза показались Хейвен маленькими, плоскими и скучными, как серая галька.
— Я понимаю, к чему ты клонишь, Хейвен. В ОУ всегда существовали члены, которые были готовы злоупотреблять деятельностью общества. Но оно предназначено не для того, чтобы служить для кого-то нянькой. До сих пор мы придерживались такой точки зрения, что все, что члены общества делают со своими счетами, — их личное дело. Видимо, этот порядок придется менять. Похоже, под руководством Падмы коррупция вышла из-под контроля. Нельзя позволить, чтобы злоупотребления удерживали от вступления в общество таких людей, как ты.
— А почему для тебя это так важно? — спросила Хейвен. — Я ничего особенного собой не представляю.
У Адама ее слова вызвали бурю возмущения.
— Это не так, Хейвен! У тебя потрясающие таланты, которые ты до сих пор не могла претворить в жизнь. Я видел, на что ты способна. Я нисколько не сомневаюсь, что с нашей помощью ты сможешь стать одним из самых выдающихся модельеров в мире!
— А откуда тебе известно про мои таланты?
— По правде говоря, я с тобой уже давно знаком. На самом деле я был здесь в тысяча девятьсот двадцать пятом году, когда ты впервые вступила в общество. Мы были друзьями.
— Вот как?
Хейвен покопалась в памяти, но не смогла припомнить никого, хотя бы смутно напоминавшего Адама.
— Я не удивлен, что ты не можешь меня вспомнить. Меня всегда забывают, — проговорил Адам печально. — Но боюсь, все это подводит нас к одной не слишком приятной теме, которую нам бы следовало с тобой обсудить.
— Этан Эванс?
— Да, — кивнул Адам. Его невозможно было удивить. — Понимаешь, в то время я был знаком с вами обоими. Этан был обаятелен и очень умен. Но у него не было ни малейшего проблеска совести. Он использовал людей ради своего удовольствия, ради своей выгоды, и ему было плевать и на их чувства, и на их жизнь.