Вечный человек
Шрифт:
— Нет, надо подумать, — настаивал Зубанов. — Ваше предложение, как бы сказать… очень уж смелое. Мы должны обдумать.
— Что же, придется согласиться с товарищами, — поддержал Толстый. — Мы решаем самый сложный вопрос во всем нашем деле. Тут могут возникнуть и возражения и споры.
— Именно! — поддакнул Зубанов, обрадованный поддержкой.
— Только не тяните. Время у нас самое ограниченное, — предупредил Толстый. — Что скажете вы? — обратился он к Назимову и Задонову.
Оба они сказали, что хотели бы сначала выслушать Зубанова
— Где мы встретимся в следующий раз? Нельзя собираться в одном и том же месте.
— У нас в пятьдесят восьмом блоке найдется укромное местечко, — предложили Королев и Зубанов.
— На этом и кончим, — заключил Толстый. — Выходите поодиночке.
Спор
Заключенные Бухенвальда не имели права свободно передвигаться по лагерю. Назимов еще с вечера попросил старосту блока Отто, чтобы тот под каким-либо предлогом устроил ему возможность посетить пятьдесят восьмой барак. Отто обещал. Он выполнил обещание.
И вот Назимов идет в пятьдесят восьмой блок. Он бредет медленно, держась боком к ветру, спрятав руки в рукава, сгорбившись и втянув голову в плечи. Это — обычная, жалкая фигура лагерника, доведенного зверским режимом до изнеможения. Но если бы эсэсовцы знали, по какому делу идет этот человек, какие мысли вынашивает в голове, они не раздумывая повесили бы его на первом столбе и в назидание другим не снимали бы целую неделю с петли. Но, как говорится, у человека не написано на лбу, что он собирается делать. Официально Баки сейчас выполняет приказ лагерного начальства. И попробуй угадай тайные его мысли. На нем полосатая одежда, как и на тысячах других узников, он так же с трудом передвигает по мокрому снегу свои деревянные башмаки.
Назимов в эту минуту размышлял о товарищах, с которыми придется работать. Странное чувство возникло у него к Зубанову и Королеву. «Допустим, — рассуждал Баки, — я слишком горяч, люблю стремительность. Допустим также, что Зубанов и Королев более хладнокровны и осторожны. Но ведь они заранее знали, о чем пойдет речь на прошлом совещании, и должны были высказать что-то конкретное. Ведь так уславливались. Все ли тут благополучно?»
Рассеять свои сомнения он, конечно, не мог. Приходилось всецело полагаться на авторитет и осведомленность центра, работники которого рекомендовали ему этих парней. Теперь уже не время сомневаться в благонадежности новых знакомых. Надо встретиться с ними, если условились.
Королев стоял у входа в пятьдесят восьмой блок. Он мигнул Назимову — дескать, следуй за мной.
Они прошли в какой-то пустой чулан, откуда вела лестница в подвал, тускло освещенный коптилкой. Здесь уже дожидался Зубанов. Он показал на порожний ящик, опрокинутый вверх дном.
— Добро пожаловать, присаживайтесь. Толстый будет?
— Сегодня он не сможет прийти, — сказал Назимов, оглядывая подвал. Рядами выстроились кирпичные столбы, служившие
Времени у них было в обрез. Назимову до вечерней поверки надо вернуться в свой барак.
— Я слушаю, товарищи, — перешел он на деловой тон. При сумрачном свете коптилки лицо Баки, чуть опухшее, рябоватое, казалось строгим, даже сердитым.
Зубанов посмотрел на него своими ясными голубыми глазами, неожиданно сказал:
— Вы старший среди нас. Может быть, первый и скажете.
— В самом деле, товарищ подполковник, — сейчас же поддержал приятеля Королев. — Не добавите ли что-нибудь к своему плану? Ведь прошлый раз все было как-то не так…
— Как это «не так»? — насторожился Назимов. Ему явно не нравилось такое начало.
— Королев хочет сказать, что мы тогда излишне волновались, — объяснил Зубанов. — Психологический момент… Первая встреча, конспирация… Ну, да вы сами знаете… И мы не совсем поняли вас.
Заметив недоверчивый взгляд Назимова, Королев заторопился:
— Верно, верно, товарищ подполковник. Не подумайте о нас чего-нибудь такого…
«К чему они клонят, чего вертят?» — недоумевал Назимов.
— Ну хорошо, — согласился он после молчания. — В тот раз я действительно мог недостаточно ясно сказать. Допускаю, что отпугнул вас расчетом на массовость. Но пугаться тут нечего. Под массовостью я имею в виду количество боевых подразделений. Но вот вопрос: в какую часть или соединение свести их — в батальон, полк, бригаду или дивизию?.. По-моему, лучшая форма — облегченная бригада.
— Без штаба, тыла и других вспомогательных подразделений? — спросил Зубанов.
— Совершенно верно… Зубанов задумался.
— Даже без штаба… — покачал он головой. — Я решительно не могу себе представить боевое соединение без штаба. Штаб — сердце военной части, ее мозг… Без штаба — толпа, а не армия!:
— А потом, — подхватил Королев, — чего стоят все эти невооруженные батальоны или бригада? По-моему, они ноль без палочки. Не больше чем сборище фанатиков. Это, знаете… того… И, наконец, фанатками нельзя командовать. А где нет командования, там нет и воинской части.
— Не горячитесь, — остановил Назимов. — Нам еще понадобятся нервы. Больше всего вы заботитесь об оружии. Но, во-первых, мы еще не обсуждаем этот вопрос, никто нам не поручал это. Во-вторых, давайте не забывать очень важное обстоятельство: я, как и вы, сравнительно новичок в Бухенвальде. А другие, в частности работники «Русского военно-политического центра», находятся здесь годы. Дело начали эти ветераны, а не мы. От них исходит инициатива создания боевых сил подполья. Значит, они, прежде чем принять какое-либо решение, подумали и об оружии. Ведь рядом с нами — оружейный завод, а в самом лагере — ремонтные мастерские…