Вечный колокол
Шрифт:
— Я ничего такого не говорил… — пробормотал Млад.
— Да, я трус и лжец! А ты — дурак! Просто дурак! Неужели ты не понимаешь, что тебя растопчут? Никто не скажет тебе спасибо и не оценит твоего подвига. Наоборот, вспоминать тебя будут, как предателя Родины, ты этого хочешь?
— Мне совершенно все равно, как меня будут вспоминать… — сказал Млад тихо, опустив голову, — Я не вижу в этом никакого подвига и не жду никакой благодарности. Я просто не могу отказаться от своих слов, потому что это будет низко.
— Высоким хочешь
— Я не могу ошибаться.
— Да ну? Вот такой ты великий волхв! Сорок волхвов ошиблись, один ты увидел Правду?
— Я не могу ошибаться только потому, что я всего лишь усомнился в правдивости гадания. А сомнение не может быть ошибкой. Я сомневался, поэтому не стал подписывать грамоту. Разве это неправильно?
— Ну и кто тебе мешает перестать сомневаться? Ну что ты опять смотришь? Млад, почему никто не сомневался, а ты усомнился, а? Неужели ты не понимаешь, что от твоего слова ничего не зависит? Все пойдет своим чередом, все пойдет так, как задумано кем-то, и не нам с тобой вставать у этих людей на дороге!
— Я всего лишь делаю то, что должен… — Млад сжал зубы.
Раздался легкий стук в окошко, выходившее на крыльцо, но декан не обратил внимания даже на приоткрывшуюся через секунду дверь.
— Ты делаешь глупости! И говоришь ерунду! — упрямо сказал он.
— Кто это делает глупости и говорит ерунду? — в дом вошла Дана, улыбающаяся и румяная с мороза. Каждый раз, когда Млад встречал ее неожиданно, она на секунду ослепляла его своей красотой. Особенно в этой шапке с собольей оторочкой поверх красно-черного платка.
— Кто же, как ни Млад Мстиславич! — проворчал декан, — Дана Глебовна, ты — здравомыслящая женщина, объясни ему, что он должен поехать на вече и сказать, что ошибся!
Дана сняла шубу и сапожки.
— Почему это он должен говорить, что ошибся? Нет, милый мой Прозор Малютич! Это, во-первых, не мое дело, Младу Мстиславичу видней, как поступить. А во-вторых, не вижу причин, почему он должен отказываться от своих слов.
— Да не простят ему этого! Не простят. Его еще вчера обвиняли в предательстве, а завтра и вовсе отдадут толпе на расправу!
— Видала я вчера, как толпа хотела с ним расправиться, — Дана, проходя мимо Млада, легко и незаметно тронула его за плечо, — жаль, тебя там не было, Прозор Малютич! Не иначе, ты сон-травы на ночь выпил, и спал как убитый!
Декан покраснел и втянул воздух сквозь зубы.
— Мой дом стоит далеко от терема выпускников. Я действительно ничего не слышал…
— Это у Млада Мстиславича дом, а у тебя — терем, Прозор Малютич, — улыбнулась Дана, — за дубовыми ставнями, да на третьем ярусе и вправду ничего не услышишь.
— Едкая ты какая… — качнул головой декан, — ну не слышал я, не слышал! Казни меня за это!
— Да не за это я тебя казню, — Дана села поближе к Младу, — а за то, что ты свою шкуру
— Ну, знаешь… — прошипел декан, — мне от его глупости ничего не будет! Я о его будущем думаю!
— Не иначе, ты хочешь сказать, что университет не встанет за своего профессора?
— Ректор может и отказаться… — неуверенно пробормотал декан.
— Так вот, ректору и передай: пусть только попробует! Мигом вылетит из своего терема дубового в избушку попроще! Не бояре его на ректорство сажали, не бояре и снимут! Не папа Римский!
— Да Млад и до университета не доедет, если вместе с Белояром на вече выступит!
— С Белояром? — Дана вопросительно глянула на Млада, и тот кивнул, — неужто старый волхв тоже усомнился?
Млад кивнул снова.
— Заварил ты кашу, Млад Мстиславич, — вздохнула она и посмотрела на него снисходительно.
— Вот и я о том же, — обрадовался декан, — смута, разброд! Тянули же тебя за язык!
— Я не это имела в виду, — Дана глянула на декана исподлобья, — я хотела сказать, что Младик… Млад Мстиславич единственный из всех заподозрил обман и не побоялся сказать об этом. А ты, Прозор Малютич, вместо того, чтобы уговаривать его отказаться от своих слов, лучше б собрал ему стражу из студентов. Глядишь, не надо будет опасаться, доедет он до университета или не доедет!
Декан поморщился.
— Да не надо мне никакой стражи, — успокоил его Млад, — я сам как-нибудь…
— Смотри, Млад Мстиславич, — декан поднялся, — я тебя предупредил. Говорить с тобой бесполезно, но так и знай: я тобой не прикрываюсь, и бояться мне нечего. Я тебе только добра желаю.
Едва за деканом закрылась дверь, Дана посмотрела на Млада совсем по-другому.
— Младик, ты, конечно, совершенно прав. Но, если честно, мне за тебя страшно. Новгородцы — не студенты. А если их так же заморочили, как наших вчера ночью?
— Я же буду с Белояром, — улыбнулся Млад, — никто не посмеет тронуть волхвов. Не бойся.
Ему было необыкновенно приятно, что она боится за него, и так горячо его защищает. Он даже поверил ненадолго, что на самом деле значит для нее гораздо больше, чем ему кажется.
— Жаль, женщин не пускают на вече… А то бы я поехала с тобой.
— Зачем? — удивился Млад.
— Посмотрела бы на тебя… на вече… — ответила Дана с загадочной полуулыбкой, и он в который раз не понял, что она имеет в виду.
8. Князь Новгородский. Ночь перед вечем
В день гадания, ближе к закату, юный князь Волот Борисович пожелал выехать в детинец, к посаднику. Тысяцкий Ивор Черепанов зашел доложить о событиях в Новгороде и поставить князя в известность о том, что дружина поднята и стоит у стен детинца, охраняя порядок, но Волот его перебил, объявив о желании выехать в Новгород.
— Ну куда тебе ехать, княжич! — тысяцкий снисходительно махнул рукой, — без тебя командиров хватит! Будешь путаться под ногами!