Вечный порт с именем Юность. Трилогия
Шрифт:
Нет, не узнает Вася пролетаемые места. Он включает вентилятор – воздух освежает влажные липкие виски. «Нужно запросить пеленг у командного пункта!» – мелькает здравая мысль. А в ушах звенят слова Кроткого: «Только без фокусов, индюк!» И еще чьи-то: «Индюк – птица горластая, а летать не умеет!» Да и выскочил из головы порядок запроса пеленга – мусорный ящик, а не голова.
И Вася решает подождать еще немного, еще чуть-чуть. Он хочет поискать «железку» и с бреющего полета прочитать название какой-нибудь станции, а по ней
Больше ждать нельзя. Вася тянет ко рту микрофон. Когда в ответ на нечленораздельный запрос пилота мудрый «Кардиф» дает пеленг и курс возвращения на базу, предупреждающе мигают контрольные лампочки: горючего осталось на десять минут…
Кажется, кашлянул правый мотор. Лезет в глаза бензиномер. Есть, есть еще бензин! Но почему неравномерен шум винтов? На немой вопрос отвечают красные лампочки. Это уже не свет сигнализации – это четырьмя налившимися кровью глазами в кабину смотрит несчастье.
Самолет качнуло вправо: сдал правый мотор. Ящик с ампулами катится на пол. Винт левого двигателя вяло провернулся и встал, как настороженное заячье ухо. Самолет потянуло на нос, засвистел набегающий воздух.
– Иду на вынужденную! – успел крикнуть Василий в микрофон и выжал пальцами кнопки зажигания.
Над темными верхушками сосен он прижал штурвал к груди…
– Значит, договорились, Борис Николаевич? Мне наша встреча понравилась… Минутку! – Аракелян снял трубку с неистово зазвеневшего телефона. – Слушаю!
Мембрана громко загудела голосом Терещенко:
– Сообщаю, дорогой Сурен Карапетович, линия, которую вы гнули, привела к закономерному финалу. Можете радоваться!
– По какому случаю веселье?
– Пилот Туманов влез в облачность, потерял ориентировку и разложил по косточкам самолет.
– А сам? В каком состоянии пилот?
– Это второе дело.
– Но…
– Все «но» будет разбирать комиссия!
Разговор оборвался. Некоторое время Аракелян слушал длинные монотонные сигналы, потом медленно положил трубку на рычаг.
– Вы поняли, Борис Николаевич?
– Слышал… Нужно лететь на место аварии.
– Почему так ликует Терещенко? – задумчиво проговорил Аракелян.
Романовский не отвечая, пожал плечами.
У крыльца особняка зазвонил колокольчик. Марфа Петровна посмотрела на дочь, читавшую за столом книгу.
– К тебе, наверное.
– Открой, мама. Сложный абзац перевожу.
Марфа Петровна не спеша поднялась, бросила вязанье в корзиночку и, переваливаясь на затекших от долгого сидения ногах, пошла к двери.
– Кто там?
– Я, Маруся.
Массивный крючок,
– Чего тебе?
– Светлану. На минутку.
– Нет ее!
– Тетя Марфа, я видела в окно.
– Нет, говорю, и все! Проваливай, откуда пришла!
– Хорошо, я уйду… Только передайте: я приходила рассказать про Василька. Может быть, она его больше и не увидит, – грустно добавила Мария и еле успела отскочить от резко распахнутой двери.
– Что ты сказала? – Марфа Петровна, вмиг побуревшая, уставилась на девушку и, поверив ей, закричала плаксиво: – Светлана! Светочка! Дочка, что же это делается, боже мой!
На крик выбежала Светлана.
– Что случилось, мама?
– Да вон Маруська черную весть принесла. Тьфу, чтоб тебе неладно было! Уехал? Сбежал? Говори же!
– Света, я пришла сказать, что Василий упал и… – Мария не могла договорить.
Марфа Петровна закрыла рот ладонью. Светлана рывком вытянула руку в сторону Марии, будто поставила преграду недосказанному слову. Медленно белело лицо. Потом она сжала пальцы в кулак, кулак приложила к груди, вмяла его, незряче кося в сторону, пригласила:
– Заходи, Маша… Нарукавники… я их сниму… Проходи. – И пошла в комнату, громко, деревянно стуча каблуками домашних туфель.
– Света, я толком ничего не знаю! – закричала вслед Мария. – Может, только самолет…
– Жив? – Лицо Светланы не видно в полутени, голос, как перетянутая струна. – Только самолет? Да?
– Конечно, Света, конечно! У вас есть телефон, позвони отцу!
– В гостиной… Звони ты. – Светлана оперлась на руку матери, пропустила в комнату девушку.
– Взбодрись, дочка, подними голову. Говорила тебе: зря ты с ним. Сегодня пан, а завтра мокрое место.
– Ну как ты можешь? Дай лучше воды.
– Алло! Станция! Коммутатор! – надрывалась Мария. – Аэропорт? Мне эскадрилью… – Она хмурилась и жарко дышала в трубку. – Кто у телефона? Романовский?.. Света, я не могу, может, сама спросишь?
Та решительно протянула руку.
– Да, да? – ответили Светлане. – Что случилось с Тумановым? А кто интересуется? Ты? Ничего страшного. По телефону о таких событиях не говорят. Он лишь немного, совсем чуть-чуть нездоров… Вот это скажу: в первой Советской, в одиннадцатом корпусе… Только в пятницу, раньше не пустят. До свидания! Привет маме!
– Ну, что он сказал, что он сказал? – допытывалась Мария, заглядывая в оттаявшее лицо подруги.
– Все хорошо, Марусенька, все хорошо! Жив!
– А может, хром будет на руку или ногу, чего же хорошего? – быстро вставила Марфа Петровна.
Светлана нетерпеливо отмахнулась:
– Типун тебе на язык, мамуля! Маш, давай вызовем твоего Пробкина, он больше скажет… Звони!
– Не надо… – Мария опустила ресницы. – Я его давно не видела.
Марфа Петровна взяла ее за подбородок.