Вечный слушатель
Шрифт:
Стоял Юпитер - он один из всех
Светил небесных виден был, взиравший
На вечную земную суету.
И, словно бы невольно, про себя
Я прошептал: "Двадцатое столетье".
И стихло все в душе. Последний поезд
Уже стоял готовый, ожидая
Последних утомленных пассажиров.
И железнодорожник в красной шапке
Сигнал к отправке дал, промчавшись мимо,
И все. На небесах стоял Юпитер,
Горели тускло синие огни,
И
КРИСТИАН МОРГЕНШТЕРН
(1871-1914)
ВОРОНКИ
бредут по лесу ночью две воронки
и луч луны как паутина
тонкий струится сквозь
отверстия
утробные
легко и
тихо
и т
п
БАШЕННЫЕ ЧАСЫ
Часы на башнях бьют по очереди,
иначе друг друга они перебьют.
Христианский порядок, настоящий уют.
И приходит мне в голову - в час досуга
отчего же народы
не друг за другом бьют, а друг друга?
Это был бы гнев воистину благой
сперва бьет один, а потом другой.
Но, разумеется, подобная игра ума
при воздействии на политику бесполезна весьма.
КУСОК НОГИ
Идет-бредет из края в край
один кусок ноги.
Не дерево и не сарай
один кусок ноги.
На фронте вдоль и поперек
устрелян был солдат.
Кусок ноги остался цел
как если был бы свят.
С тех пор бредет из края в край
один кусок ноги.
Не дерево и не сарай
один кусок ноги.
ЧЕРЕЧЕРЕПАХА
Мне много сотен тысяч дней.
Они длинны и гулки.
Один из готских королей
растил меня в шкатулке.
Века шагали - шарк да шарк,
Им не было конца.
Я украшаю зоопарк
хейльброннского купца.
Пускай судьба моя слепа,
я не дрожу от страха:
я черепа-, я черепа-,
я черечерепаха.
СТАРУШКА С ПРЯЛКОЙ
Луна по небесам во тьму
спешит походкой валкою.
На севере, в большом дому,
живет старушка с прялкою.
Прядет, прядет... А что прядет?
Она прядет и прядает...
Как пряжа, бел ее капот
старушку это радует.
Луна по небесам во тьму
спешит походкой валкою.
На севере, в большом дому,
живет старушка с прялкою.
ИЗ ОБРАЩЕННОГО КО ХРИСТУ
От Матфея, 4;8
Смотрел с горы высокой Иисус,
И рек, - был мыслей ход Его таков:
Весь мир Мне ляжет перстью под стопы,
Коль Я средь меньших меньшим стать решусь,
Коль стану сорняком средь сорняков,
Коль стану человеком средь толпы.
Зрю дом и пашню, женщину, дитя,
Добротворения
И жизнь, и смерть проходят предо Мной;
А ныне день Мой мечется, летя
Пожаром, чтобы вновь зажечь пожар,
Чтоб воспылал в конце весь круг земной
Ты, подлинно объемля Небеса,
Не будь к мольбе о разъясненьи глух,
Я - это Ты; кто даст надежный знак,
Что Ты и Я - одно, что это так:
Открой Мои земные очеса,
На все, что суть Отец, и Сын, и Дух!
Отец, и Сын, и Дух! И все - одно!
Ты - человек, Ты равен всем иным?
Но это значит - Ты и червь, и дым,
И не Творец Ты, но земная тварь:
Нет, царство Неба не Тебе дано,
И разве что среди людей - Ты царь!
О дай свободу Мне, Я слишком слаб,
Творенью не сули неторный путь:
И алчу Я, и жажду отдохнуть
От бремени, что на меня легло...
Пусть послужу как человек, как раб,
Пусть буду человеком... Тяжело
Пал Иисус, зарывшись головой
В сухие терния, и так лежал
Как в судороге, и терзал траву,
А сумрак наплывал, и приближал
Грядущий день, являя наяву
Дня мирового холод мировой
И остужал чело... Он встал с земли,
С лица морщины горькие сошли,
Глаза светлее стали. И тогда,
Стерпеть не в силах детского стыда,
Вздохнул, смеясь и плача наконец:
Прости Меня, мой Сын и мой Отец!
ГОТФРИД БЕНН
(1886 - 1956)
ЛЕТОМ
Лучи голубизну вот-вот расплавят,
но этому случиться не дано.
Неужто никогда тебя не давит
тот факт, что ты и мир не суть одно?
Ты, отвечавший эрам и эонам
всегда стихом, всегда дрожаньем уст
"О, как ты слаб - по собственным законам...",
"О, как ты светел - потому что пуст..."
Ничтожества, урвав клочок от лавра,
своих заслуг прикидывают вес:
ты, жалкое подобие кентавра,
что смыслишь в тяжкой синеве небес?
***
Существуешь ли ты?
Позабыто начало,
середину - промчало,
дальше - край темноты.
Зачем стремиться к экстазу,
зачем ликовать гурьбой,
внимать заморскому джазу,
если вечер ни разу
не остался с тобой?
Преодоленье испуга,
рывок, достиженье вершин,
или просто - часы досуга,
плоскость гончарного круга,
глина,- быть может, кувшин?
В глине да будет сразу
тебе предвидеть дано
кувшин ли, урну ли, вазу,
розу, масло, вино.