Вечный ветер
Шрифт:
— Будем в пятидесяти метрах, — заверил Тави и предупредил: — У этой рыбы ядовитый шип, мясо ее никто не ест, даже акулы.
— Откуда это вам известно?
— Всем известно, — ответил Протей, отплывая. За ним пустился и Тави. Оба были явно обижены.
— Тебе понятно хоть что-нибудь из их объяснений? — спросил Костя.
— Ничего.
— Еще обижаются! Я случайно заметил это чудовище. Постарайся не дрыгать ногами и помолчи хоть минуту или говори только с выключенным микрофоном. Пойми, что эту жертву приносишь на
Из всех нор, щелей и расселин вдруг появились трехгранные кузовки и рыбы-попугаи. Особенно много было «попугаев».
Своими белыми зубами они принялись деловито обгрызать водоросли с кораллов. У рыб-попугаев забавно-тупое выражение морд, они напоминают травоядных с фантастической планеты, где понятия целесообразности формы и содержания совсем иные.
— Куда ты смотришь? — почему-то шепнул Костя. — Здесь вполне нормальная живность'. Поверни голову направо. Направо, а не налево!
Наконец я увидел существо, которое потом долго стояло у меня в глазах.
В океане трудно удивить необычностью формы и цвета, но то, что я увидел, превосходило самое смелое воображение. Рыбы-попугаи и кузовки по сравнению с увиденным чудищем казались вполне нормальными созданиями. Представьте себе существо, в котором бы сочетались рыба, птица, рептилия и млекопитающее. На его толстом, поросячьем туловище рос роговой гребень, четыре брюшных плавника напоминали ноги баклана, вместо нормального рыбьего хвоста торчал шип — продолжение спинного гребня.
Особенно сильное впечатление оставалось при взгляде на морду этого животного! Вытянутая, похожая на рыло кабана, с выступающими вперед зубами, тупая и злобная. Глаза выпуклые, чудесного золотисто-топазового оттенка. Если форма животного была отталкивающей, то окраска — самой изысканной. Ультрамарин, пурпур, золото — вот основные материалы, которые пошли на отделку его поверхностей.
— Ну, что ты теперь скажешь? — спросил Костя. — Уму непостижимо! Хороша малютка! — Костя бросил на меня критический взгляд: — Конечно, ты не догадался захватить арбалет? Придется использовать гарпун.
Не раздумывая и не обращая внимания на мои протесты, он проткнул странную рыбу своим гарпуном. Почти мгновенно появились Тави и Протей. Они проносились мимо, подавая советы:
— Нельзя выпускать древко — уйдет в коралловые щели. — Бойся шипа! — Это предостережение относилось ко мне; забыв об осторожности, я чуть было не схватился руками за шип, унизанный тончайшими ядовитыми иголками.
Костя вертелся, как акробат, не выпуская из рук древка гарпуна. Наконец и я пришел к нему на помощь. Вдвоем мы с трудом потянули добычу к поверхности, а дельфины, ловко увертываясь от шипа, подталкивали ее носами снизу.
На воздухе, когда мы ее втащили на бак, рыба поблекла, краски сразу потеряли недавнюю яркость, только глаза долго сохраняли чистоту и блеск золотистого топаза.
Отдышавшись, Костя сказал:
— Ты не находишь,
ПОД СВИСТ ПАССАТА
— У нее твердеют ложноножки, и она теперь очень похожа на радиолярию, — сказал Костя. — Интересно, как она выкрутится.
На экране сменялись кадры. Амебы окончательно теряли свой облик. После очередного деления у них становилось все больше твердых ресничек.
Новые кадры: один из потомков амебы стал похож на морского ежа.
Диктор пояснил:
— Приобретение новых свойств, не обоснованных условиями существования, ставят животное в критическое положение.
— Неужели выкрутится? — спросил Костя. — Вряд ли! Реснички погубят красавицу… Так и есть!
На экране застыли теперь уже совсем неотличимые от ежей существа.
— Трагедия окончилась, — печально проговорил диктор. — Амебам не хватило жизненных сил, чтобы противостоять радиации. Они не смогли регенерировать потери молекул в цепях нуклеиновых кислот. Их сородичи оказались в более выгодном положении.
На светло-сером фоне экрана среди ежей появились совсем нормальные корненожки. Они медленно изменяли форму, вытягивали и втягивали отростки, обволакивая своим телом бактерий, делились, воспроизводя точные копии себе подобных.
— Выключи, — сказал Костя, — все ясно. Одни утеряли первичный иммунитет против радиации, другие сохранили его еще с тех времен, когда для возникновения жизни радиация была просто необходима как источник энергии. Старая история. Выключай со спокойной совестью. Сейчас все это покажут на молекулярном уровне. Ты выключишь или… — Он протянул руку к экрану, потом слегка приподнялся и снова сел.
Мне хотелось досмотреть фильм. Костя был неправ, говоря, что ему все ясно. Начало записи работы действительно было знакомо и не блистало оригинальностью, зато продолжение обещало нечто новое. Об этом прямо говорилось в программе: «Новые данные о влиянии радиации на наследственный механизм клетки».
Костя не унимался:
— Ну пересиль свою природную лень! В крайнем случае прикажи Пенелопе.
— Пенелопа подзаряжается, и ты великолепно знаешь, что ей запрещено производить такие тонкие операции.
В дверях появилась Пенелопа. Глаз ее вопросительно мигал. За ней тащился провод с вилкой.
— Вот видишь! — обрадовался Костя. — Пенелопочка, выключи эту машину, наполненную шумом и одноклеточными организмами.
Глаз у Пенелопы замигал еще чаще.
Мне пришлось вмешаться, чтобы не мучить бедную Пенелопу. Я послал ее принести чаю. Она это сделала со своей всегдашней поспешностью, но на этот раз ничего не разбила и не расплескала.
Костя повернулся спиной к экрану и, поблагодарив робота, взял чашку. Прихлебывая чай, он говорил: