Вечный зов. Том I
Шрифт:
Полипов торопливо поднялся, сел. Ржавый скрип диванных пружин больно резанул по сердцу. Перекосив рот от этой не то воображаемой, не то действительной боли, Полипов, облокотясь на толстые колени, уронил в ладони голову, чувствуя, как горят щёки. И ещё почувствовал, что он небрит, забыл побриться, а жена не напомнила, как обычно она это делала. Да, сейчас Лиза для него — ничто, а тогда, тогда?! Он любил её, боже, как он любил! И не страх перед зловещей папиросой Лахновского склонил чашу весов в сторону предательства, а именно эта любовь. Он надеялся, что Лиза, устав ждать Антона… Глупо, глупо! Но это сейчас ему ясно, что он сделал непоправимую глупость, а тогда… Он не предполагал
— Лиза! Не езди в Томск! Не езди…
— Что ты говоришь?! — Глаза её вспыхнули испуганно, в них было великое недоумение. — Он же мой муж!
— Всё равно, всё равно… — Полипов терял всякий контроль над собой. — Здесь — я, а там тебя некому будет защищать…
— Пётр, опомнись! — Лиза уронила в раскрытый чемодан какую-то тряпку. — Разве в Томске не Советская власть?
— Я к тому, что… Здесь я — член ревтрибунала, а там… чужой город… — пролепетал он, чувствуя, что сам выдаёт себя.
— Странные ты слова говоришь. И всегда как-то вёл себя… Каждый раз, когда Антона сажали в тюрьму, ты уверял меня, что он не вернётся больше, — задумчиво говорила она. — Уверял с таким видом, будто его судьба была тебе виднее, чем другим… Но он возвращался.
— Он убегал…
— Да, тюремные решётки задержать его не могли. Но каждый раз его местонахождение быстро становилось известным полиции и жандармерии, будто кто…
— А это я выдавал его, — с нервным смешком произнёс Полипов, ужасаясь своих слов.
— Да, я невольно об этом думала не раз! — выкрикнула Лиза.
— Спасибо…
— А потом казнила себя за такие мысли… И вот — опять! Твои странные слова…
— Я для тебя всегда был странным. И всё же умоляю: не езди в Томск! Не езди…
— Да в чём дело? Объясни же!
— Н-не могу! — прошептал он, в самом деле едва удерживаясь, чтобы не объяснить всего. — Не знаю… Время тревожное. Предчувствие у меня такое… Потому что люблю тебя! Не хочу терять.
Проговорив это, он поднял голову и замолк. Лиза глядела на него неживыми глазами, и лицо её было как деревянное…
…Полипов резко оторвал своё тело от дивана, пружины опять скрипнули. «Да, да, и здесь, в Шантаре,
Он, постояв, снова сел и ответил этому «постороннему»: «Ну и чёрт с ней… Тогда она ничего не знала, а теперь и подавно… Была бы уверена в чём-то — уж наверняка давно бы с мужем поделилась. А этого не заметно, слава богу… А что она думает обо мне, Полипове, про себя — это мне безразлично… К тому же скоро я уеду на фронт… Обязательно уеду. И вновь пути наши разойдутся. И уж теперь-то, надо полагать, навсегда…»
Часть третья
ВЕЛИКОЕ ПРОТИВОСТОЯНИЕ
Начавшаяся так неожиданно война странным образом повлияла на отношения Семёна и Веры. Война будто проложила между ними незримую полосу отчуждения, преодолеть которую не могли, а может быть, не хотели ни он, ни она. Виделись они редко, говорить им как-то было не о чем. Чувствуя это, они старались побыстрее разойтись.
Однажды вечером Семён вышел из дома покурить перед сном.
— Сём… — окликнула его из-за плетня Вера.
— А-а… Здравствуй. — Он подошёл к ней.
— Я давно стою тут, думаю — выйдешь, может. Сходим в кино, а? Мы давно с тобой никуда не ходили.
— Ну, пойдём, — без особого желания согласился Семён.
Они молча дошли до клуба. Молча посидели там, так же молча вернулись. Вера была тихой, задумчивой.
Прощаясь, она прильнула вдруг к нему, зашептала:
— Как же со свадьбой теперь, Сёмушка? Мы договорились: осенью — и вот осень… И — война. Тебя на войну могут взять. Ты даже добровольцем хочешь, я слышала… А?
— Ну, дальше? — проговорил он, чуть отстраняясь.
— А как же я, если поженимся? С ребёнком могу остаться…
— Значит, не надо пока никакой свадьбы. Только и всего.
И он, чувствуя знакомую неприязнь к Вере, оттолкнул прилипшее к нему тело. И тогда она беззвучно заплакала.
— Я знаю, ты думаешь: вот, мол, какая она, и хочется и колется, — заговорила Вера вполголоса, вытирая платочком слёзы. — Да, я боюсь… Боюсь остаться вдовой, не успев и замуж выйти. Пуля — она там никого не разбирает.
— Замолчи! — вскрикнул Семён. — Чего ты меня раньше времени хоронишь?
— Ты прости… — Она ткнула мокрое лицо ему в грудь. — Я баба, по-бабьи и рассуждаю… Но я люблю тебя, люблю…
Разговор в тот вечер получился у них длинный, путаный и тяжёлый. Договорились, что свадьбу надо отложить до окончания войны. И когда договорились, облегчённо вздохнули, будто оба сбросили с плеч какую-то тяжесть. Снова прилипнув к Семёну, она говорила:
— А я, Сём, буду ждать, коли ты на фронт… Я соблюду себя. Хоть год, хоть десять лет ждать буду…
Этот вечер ещё более увеличил полоску отчуждения между ними, превратил её в трещину, которая начала расходиться всё шире. Десять лет будет ждать? — думал он о Вере. Слова всё это, потому что… потому что в их отношениях всегда не хватало чего-то главного, и непонятно сейчас было, зачем они когда-то целовались, договорились даже о свадьбе…
Потом Колька Инютин сообщил, что Алейников приходил свататься к Вере. Это событие даже и не встревожило Семёна, удивило только. Как-то не верилось, чтобы Алейников, угрюмый и мрачный человек, вызывающий одним своим видом у всех, в том числе и у Семёна, неприятный холодок в груди, был способен к кому-то посвататься, а тем более к Вере, которая была на тридцать лет моложе его. Во всяком случае, Семён не испытывал желания немедленно бежать к Вере и выяснять подробности необычного сватовства. «Ну, посмотрим», — с любопытством сказал он самому себе.