Вечный зов. Том I
Шрифт:
— Тихо, тихо, Анна… Чего ты, ей-богу! Люди вон глядят, пойдём отсюда, — вставая, проговорила Марья Фирсовна. — Не можешь — и не надо рассказывать. У человека бывает такое, что должно с ним в могилу уйти. Это бывает… Ну, вставай.
Анна тяжело поднялась, концом платка вытерла глаза и губы.
— Прости меня, Марья, расквасилась я, — сказала она неожиданно сухим и спокойным голосом. — Мне жить тяжко не от Фёдора только. А от всего. И что я дочь кулака, и что брат у меня такой… — Она взяла ведро с водой, пошла, но у дверей остановилась и проговорила: — А об
— Иван?! Этот, что из тюрьмы пришёл?! — изумлённо воскликнула Марья Фирсовна.
— Он, — подтвердила Анна, смахивая со щёк последние слезинки. — Только ты не думай, что он на брата моего Макара похож. Он на Герасима твоего похож. Да только поздно это поняла я. Оттого-то, может, и судьба у него такая горемычная.
До полевого стана Фёдор добрался, наверное, часам к двенадцати дня, потому что на элеваторе долго не было попутных машин. Голодный и оттого ещё более сердитый, он издали оглядел неподвижно и тоскливо стоявший посреди пустынного поля свой комбайн, черневший возле него трактор Кирьяна Инютина и ударом ноги распахнул дверь полевого вагончика.
— Дрыхнете?! — загремел он, входя, со злости пнул какое-то ведёрко, запутавшееся в ногах. — А ну, вставайте, мигом чтоб! Кирьян, где ты? И пожрать чего мне, живо!
И тут только заметил, что нары, на которых спали обычно Кирьян и копнильщики, пусты.
— Эт-то ещё что за номер? Эй, кто тут есть?
Из-за занавески вышла заспанная и растрёпанная Тонька-повариха, не по годам располневшая деваха, которую звали все Тонька-нетронька, потому что она, равнодушная к сальным шуточкам мужиков, не обращавшая внимания на их недвусмысленные намёки, скалкой провожала всякого, кто шутки ли ради или питая какие-то надежды совался к ней за занавеску.
— Чего орёшь? — спросила она. — Вон там хлеб, молоко. Кусок сала возьми. Горячего не варила — не для кого.
— Как не для кого? Где Кирьян? Возле трактора, что ли?
— В Шантару уехал. Домой, стало быть. Вчера ещё ночью, вслед почти за тобой, — лениво сообщила Тонька.
— Как в Шантару? Как домой?
— А так. Плюнул да уехал.
— Как это плюнул? — выходя из себя, закричал Фёдор.
— Как, как… «Не хочу, говорит, больше ни одной минуты с Федькой вместях работать». Обматерился и уехал. Как только глотки вам, матерщинникам, не заложит…
И, зевнув, пошла к себе за занавеску. Уже оттуда она продолжала, укладываясь на скрипучий топчан:
— Ещё Кирьян сказал: пусть, грит, Федька себе тракториста другого в МТС просит. Ну и копнильщики ушли — в бане, грят, хоть помыться. А я одна тут с волками. Как чуют вроде, паразиты, что одна тут ночь была, без мужиков, к самому вагону подходили. Ступай к Назарову и скажи, что, ежели к ночи мужики не приедут, я тоже уйду вечером в деревню. Боязно мне одной тут.
Не дослушав повариху, забыв про свой голод, Фёдор выскочил из вагончика и крупно
Там он с ходу насел на председателя, увидев его возле амбара:
— Это что за фокусы происходят?! Ты, председатель, куда смотришь? Что это Кирьян тут мне выкидывает?
— А я откуда знаю, что Кирьян тебе выкидывает? — негромко произнёс Назаров, остужая пыл Савельева. — Чего на меня расшумелся? Вы с Кирьяном не мне, а эмтээсовскому начальству подчиняетесь.
Фёдор только сейчас подумал, что Назаров тут действительно ни при чём, чуть поостыл.
Возле амбара толпились несколько мужиков и баб с литовками и граблями. Подъехала бричка. Старик кладовщик вынес из амбара полмешка муки, две огромные свежеиспечённые булки, всё это уложил в бричку.
— Езжайте, — сказал Назаров. — Мимо картошки поедете — наберёте сколь надо. Да бурт не забудьте обратно прикрыть. Мясо у Тоньки на сегодня есть, а завтра скажу, чтоб ещё подвезли…
— Это что же, — сообразил наконец Фёдор, — ту полосу косить?
— А ждать прикажешь, покуда вы фокусы с Кирюшкой перестанете делать? Чтоб под снег пшеница ушла?
— Так я же с твоего согласия уехал. Да и то на ночь.
— А Кирьян без моего. И на день. А небо, гляди, совсем затяжелело.
Фёдор плюнул и побежал к конторе. Там он, громко сопя и отдуваясь, яростно закрутил телефонную ручку.
— Алё, станция?.. МТС мне! Директора, живо…
Как на грех, ни директора, ни главного инженера на месте не было. Другие работники ничего вразумительного по поводу Инютина сказать не могли. Они только сообщили, что в МТС Инютин не появлялся.
Пулей вылетев из конторы, Фёдор в бессильной ярости завертелся у крыльца. Окажись Инютин чудом тут сейчас, долго пришлось бы ему прикладывать потом к разным местам примочки.
Выматерившись, Фёдор побежал за деревню, на ближайший ток. Там ему сказали, что несколько подвод с хлебом ушло на элеватор час назад, посоветовали заглянуть во вторую бригаду — с ихнего тока повезут зерно в Шантару. Но бежать во вторую бригаду — только время терять. Застонав, Фёдор бросился к большаку. Около часу он шагал по пустынной дороге в сторону райцентра. И только возле Звенигоры его нагнала какая-то случайная подвода.
До Шантары Савельев добрался, когда неожиданно проглянувшее солнце опускалось за горизонт. Фёдору и тут не повезло — молчаливый старик подводчик свернул к крайнему домишку и натянул вожжи. А усадьба МТС была на другом конце деревни.
Солнце между тем уже село, улицы заволакивал синеватый вечерний мрак.
«Куда же идти — в МТС, в райком, райисполком? — лихорадочно думал Фёдор, шагая по проулку. — Там уж, наверное, все разошлись. Да и что там скажут? Нет, надо сперва к самому Кирьяну забежать, спросить, чего он, сопля тягучая, выкинул такое… То-то последние недели всё надутый был, как индюк, всё соображал будто чего… Ишь, сообразил…»
Кое-где уже светились желтовато огоньки, когда Фёдор, минуя свой дом, заскочил в инютинскую усадьбу. Он прыгнул на крыльцо, протопал по тёмным сенцам и рванул двери.