Ведьма и вампир
Шрифт:
Инспектор умолк, в зале снова стало тихо.
— Мои собратья, — с некоторой обидой объявил Крам, — не радовались чудесному излечению. Они просили меня инсценировать повторное нападение — уже точно бароном.
— Лжёшь!
— Я сохранил письмо, — парировал Крам. Он достал бумагу, отдал Виру, а тот передал документ Совету. Председатель что-то прошептал следователю, тот кивнул.
— Я могу послать за секретарём, — объявил председатель Совета. — Он принесёт прошение благочестивого аббата Нестора, мы сличим почерка.
— Подделка!
— Я могу
Это был опасный вопрос. Инквизиция пока не пыталась бороться со Слоновой башней.
— Я признаю! — раздражённо крикнул аббат. — И магию и письмо! Я писал! И что с того?
— Я хочу подчеркнуть, — снова взял слово Крам, — что инквизиция пойдёт на любую подлость, лишь бы навредить барону Фирмину.
Инквизиторы расшумелись так, что Краму пришлось пережидать их возмущение. Теперь они хорошо понимали, почему этот предатель предпочёл говорить с трибуны. Мечи они отдали страже у дверей, но всегда оставались кинжалы…
— Правильно ли я вас понял, юноша, — спросил председатель, — вы обвиняете инквизицию в устроенном на вас нападении?
— Да! — объявил Крам. Все разом вскочили на ноги и закричали, принимая или оспаривая это заявление. Инспектор, едва сдерживая волнение, молча ждал, пока стихнет шум в зале. И дождался.
— Негодяй! — бросил ему аббат. — Сколько тебе заплатил барон? Чем тебя прельстила твоя девка?!
— Вы оскорбили дочь рыцаря! — вмешался барон Фирмин. — Я требую, чтобы вы принесли ей извинения!
— Ах, да, конечно! Мы это слышали! Дочь рыцаря, скрывающая своё происхождение — какая старая история! А на последних страницах она окажется родственницей какого-нибудь герцога! Вы не могли придумать байку поновее?! Не из рыцарских романов, которыми зачитывалась ещё ваша матушка?
— Я готов честью поручиться за свои слова, — холодно бросил барон. — И требую извинений.
Аббат насмешливо поклонился в сторону охаянной им девушки.
— Прошу меня простить, юная госпожа. Но чем этот молодой человек докажет свою невиновность? У предателя нет ни чести, ни права. Пусть барон Фирмин не гневается — поручительства за изменника инквизиция не примет.
Крам страшно побледнел.
— Я готов поклясться — жизнью, душой, Защитником, если не годится моя честь, что свои выводы сделал сам и не получил за них никаких посулов или наград.
— Кому нужна твоя жизнь, щенок? Душу ты продал врагу рода человечества и не имеешь права призывать Защитника.
— Святой отец! Вы оскорбили меня больше, чем это допустимо между двумя свободными людьми! Пусть нас рассудит Защитник! Я полагаюсь на его суд.
— Какой именно суд ты выбираешь? — быстро спросил аббат.
— Поединок!
— Нет, предатель. Не будет тебе поединка. Никто из братьев не скрестит с отступником оружия, что дано лишь для защиты нашей святой веры.
— Тогда…
Крам подошёл к стене и взял горящий факел.
— Какого вы хотите испытания, огнём?
— Ты
Крам поднёс факел к эмблеме на своём рукаве.
— Именем Защитника я клянусь, что не получал ни просьб, ни приказа от барона Фирмина и его вассалов о том, чтобы обвинить инквизицию в подстроенном нападении на меня — ни прямо, ни через третьих лиц.
Факел прожёг дыру в рукаве и теперь опалял кожу. Магда зажмурилась, Вейма отвернулась, остальные, как завороженные смотрели туда, где огонь не причинял человеку ни малейшего вреда.
— Это колдовство! — закричал аббат.
— То есть, святой отец, вы утверждаете, что можно творить колдовство с именем Защитника на устах? — уточнил председатель. — Мы видим чудо! Молодой человек, верните факел на место.
Крам повиновался и поднял вверх руку. Огонь испортил ткань, но на коже не осталось даже ожога. Кто-то закричал от изумления. Суд Защитника предполагал скорое исцеление поклявшегося от ран, невредимости не ждал никто. Только барон Фирмин да пришедшие с ним проклятые понимали, что видят действие заклинания неуязвимости. Прочие феодалы могли бы и догадаться, но никто из них не использовал этой магии против ожогов… и все твёрдо верили, что упоминание Защитника разрушает даже белое волшебство.
— Я был предан теми, кого считал своими друзьями, учителями и товарищами, — чётко произнёс Крам. — Я не совершил измены: меня предали раньше.
Магда вскрикнула и упала в обморок. Она вместе с Крамом переживала его выступление и, хотя и знала о действии магии (Крама вела его вера в собственную правоту), ужаснулась его смелости. Потом испугалась разоблачения… но дерзкая выходка бывшего инспектора прошла благополучно. Теперь у неё уже не было сил.
— Вы можете её привести в чувство? — шёпотом потребовал барон у вампиров. — Скорее, пока все смотрят на Крама!
Вейма и Лим склонились над приятельницей, прикидывая, хлестать её по щекам или позвать обратно разум.
Тем временем Крам отошёл к трибуне и встал рядом с Виром. Волнение в зале постепенно успокаивалось.
— Наши уважаемые гости, — как ни в чём не бывало заговорил председатель Совета, — просили рассмотреть вопрос о придании инквизиции феодального статуса и предоставления им места и голоса в Ассамблее. — Это прозвучало откровенным издевательством. — Желают ли благородные господа обсудить этот вопрос?
Благородные господа встретили предложение крайне невежливым хохотом, возмущёнными криками, а подросток, который глазел на Нору перед началом, оглушительно засвистел, за что заслужил подзатыльник от своего отца.
— В таком случае, сеньоры, обсудим другие темы, — заключил председатель.
Глава третья. Давняя распря
Вампиры как раз успели привести Магду в чувство к тому моменту, когда спокойствие в зале полностью восстановилось. Инквизиторы сидели как оплёванные, и взгляды, которые они бросали в сторону Крама, не сулили отступнику ничего хорошего.