Ведьма и воин

Монк Карин

Она сжалась в комок, протянув одну обнаженную руку Дэвиду, а другой обхватив грудь, как будто старалась таким образом сохранить тепло. Ее шелковистые иссиня-черные волосы рассыпались по плечам и волнами спускались на спину, но это была слабая защита от сырого ночного воздуха, проникавшего через открытое окно. Свернувшаяся на стуле девушка выглядела маленькой и беззащитной; ее кожа была почти такой же пепельно-серой, как у Дэвида, а бледный лоб прорезала глубокая тревожная складка. Даже во сне она не позволяет себе расслабиться, понял Алекс, ощущая непрошеную симпатию к девушке.

Он взял лежавший в ногах кровати

Дэвида сложенный плед, развернул его и осторожно накрыл Гвендолин, закутав ее в теплую мягкую ткань. Когда он склонился над ней и вдохнул ее чистый, сладкий, пахнущий летом аромат, то почувствовал, как желание вновь охватывает его. Он страстно хотел обнять ее, опустить на пол, вытянуться рядом и крепко прижать ее к себе, как в ту первую ночь, когда она, дрожа, лежала на земле. Он весь напрягся, вспоминая о том, как ее нежное хрупкое тело льнуло к нему, вкус сладких и теплых губ под его языком, чудесный вибрирующий звук, сорвавшийся с ее уст, когда он коснулся губами ее груди.

Испуганный тем, что в присутствии умирающего сына ему в голову могут приходить подобные мысли, он резко повернулся и вышел из комнаты, размышляя о том, что его способность контролировать себя оказалась слабее, чем он думал.

Глава 6

Кто-то сжимал ее руку.

Гвендолин открыла глаза. Дэвид мирно спал; дыхание его было ровным, лоб и щеки бледными, но сухими. Она торопливо возблагодарила Господа, поскольку понимала, что улучшение состояния мальчика никак не связано с ее действиями.

Ей не давала покоя мысль, что она могла каким-либо образом вызвать вчерашний приступ, в чем, похоже, не сомневался весь клан.

Она распрямила затекшую спину и нежно погладила тонкие пальцы мальчика. Возможно, предположила Гвендолин, купание чересчур утомило и без того ослабшего ребенка или явилось слишком сильным потрясением для его истощенного организма. С другой стороны, она предприняла все меры, чтобы он не замерз, и когда укладывала его в кровать перед тем, как отправиться к Макдану, мальчик выглядел усталым, но бодрым. Что же вызвало эти ужасные спазмы? Она терялась в догадках. Затем Гвендолин вспомнила, как перед уходом сказала ему, что он должен попытаться немного поесть из того, что она оставила ему от обеда. Вероятно, приступ начался во время еды, поскольку, когда она вернулась, поднос был опрокинут на пол. Возможно, некий таинственный яд вырабатывается его организмом, заставляя отвергать пищу? Если это действительно так, то что она сможет сделать, чтобы вылечить мальчика?

Слабый утренний свет проникал в комнату сквозь открытое окно. Снаружи шел дождь, отмывая все вокруг и наполняя воздух запахом травы и влажной земли. Забеспокоившись, что в комнате станет сыро, Гвендолин встала, а затем с недоумением посмотрела на теплый плед, соскользнувший с ее тела и упавший к ее ногам на пол. Она поняла, что это один из пледов с кровати Дэвида, но не помнила, что заворачивалась в него, прежде чем заснуть. Решив, что была слишком утомлена и сделала это непроизвольно, Гвендолин подняла плед и осторожно накрыла им Дэвида, стараясь не разбудить его. Затем она подошла к очагу и положила туда еще несколько поленьев. Когда пламя ярко запылало, она бросила взгляд на своего подопечного и, убедившись, что он спокойно спит, тихо выскользнула из комнаты.

В замке стояла

неестественная и даже жутковатая тишина. Гвендолин быстро миновала коридор и поднялась по лестнице к себе в комнату, довольная тем, что встала так рано, поскольку ей не хотелось ни с кем встречаться, пока ей не представится возможность привести себя в порядок и переодеться. Спутанные черные пряди, спадавшие ей на плечи, не оставляли сомнений в том, что голова ее выглядит просто ужасно, а ее и так грязное и изодранное платье теперь еще помялось и покрылось пятнами от брызг мыльной воды, попавших на него во время купания Дэвида. Переодеться можно было только в алое платье, которое Гвендолин считала слишком красивым, чтобы ухаживать в нем за Дэвидом, но поскольку другой одежды у нее все равно нет, придется надеть его.

Когда Гвендолин подошла к двери своей комнаты, в нос ей ударил едкий запах гари. Она толчком распахнула дверь и обнаружила, что помещение заполнено серым дымом. Разозлившись, она бросилась к окнам, широко раскрыла их, а затем обвела взглядом комнату в поисках сосудов с курящимися травами. Но столб дыма поднимался от очага. Гвендолин в замешательстве подошла ближе, недоумевая, кто это такой заботливый не поленился подняться в такую рань и разжечь огонь в ее комнате, хотя бы и с дымом. Остановившись у очага, она увидела на поленьях тлеющую груду ткани. Она обгорела до неузнаваемости; сохранился только маленький кусочек, чудом избежавший огня, – клочок алой шерсти с золотой каймой.

Ярость охватила Гвендолин. Как посмели Макданы войти в ее комнату и уничтожить одну из ее самых ценных вещей, более того, ту самую, что ей подарил их лэрд? Низость такого поступка вызывала отвращение. Девушка повернулась к двери, намереваясь разыскать Макдана и сообщить ему об оскорбительном поведении его домочадцев.

Но увидев приколотую к подушке записку, Гвендолин застыла на месте.

Осторожно она двинулась в сторону кровати; гнев ее уступил место осмотрительности. Вытащив маленькую деревянную спицу, которой была пришпилена записка, она взяла в руки измятый лист бумаги, на котором корявым почерком невежды было написано:

Поторопись убраться отсюда, ведьма, иначе тебя ждет та же судьба, что и платье.

Гвендолин с трудом справилась с захлестнувшей ее волной паники. Она знала, что это не пустая угроза. Она провела здесь достаточно времени, чтобы понять, что нежелание Макданов терпеть у себя ведьму еще сильнее, чем у Максуинов. Если благополучие их настоящего и будущего лэрдов подвергнется опасности, эти люди без колебаний привяжут ее к столбу и сожгут, подобно тому как Максуины поступили с ее матерью и собирались поступить с ней самой.

Удивительно только, что сначала они предупреждают ее.

Записка упала на пол, а вслед за ней и остро заточенная спица, казавшаяся теперь зловещей. Она должна бежать прямо сейчас, утром, пока эти ужасные люди не успели причинить ей вред. Макдан обещал защищать ее, но даже он не в состоянии справиться со страхами глупых людей. В замке ее не охраняли, и поэтому не представляет никакого труда незамеченным проникнуть к ней в комнату, поймать ее в темном коридоре или по дороге из кухни всыпать яд в пищу. Можно найти бесконечное число способов, чтобы избавиться от нее. Она не останется здесь и не даст Макданам возможности совершить то, что не удалось людям ее клана.