Ведьма из Старопяткино
Шрифт:
– Что за чертовщина? – пробормотала я растерянно и даже сделала несколько шагов к дому.
– Чего? – не расслышала женщина.
Я бросила на нее короткий взгляд и снова повернулась к дому. Как он мог за ночь так измениться? И даже как будто больше стал.
– Ты чего так на него смотришь? Первый раз увидела, что ли? – рассмеялась Мария Никитична.
Я только кивнула и, тут же спохватившись как бы не приняли за сумасшедшую, поспешно ответила:
– Да нет, смотрю, не нужен ли ремонт.
– А. Да дом-то хороший. Старый, правда, но Зинаида за ним
– Не знаю, – я все еще никак не могла прийти в себя.
– Слушай, у Зинаиды же, наверное, и есть-то нечего. Овощи она убрать не успела – умерла раньше. Я чего шла-то. Пойдем ко мне. Накормлю тебя. А-то вон кожа да кости одни.
Я с сомнением посмотрела на женщину. Впечатление она производила приятное, доброе. Вспомнились слова прабабки из сна: «Слушай себя, Аленушка».
– Мне как-то неудобно, – замялась.
– Да чего неудобного-то. Идем. Я блинов с утра напекла. Да сметанка с вареньем домашние. Идем-идем.
И она потянула меня за руку, а я и не стала сопротивляться. Жила Мария Никитична неподалеку – всего через несколько домов. Когда мы уже подошли к темно-зеленой калитке, сзади раздался громкий и веселый голос:
– Привет, Никитична!
Мы как по команде обернулись. И пока женщины здоровались и обменивались последними новостями, я стояла, открыв рот, и внимательно разглядывала незнакомку. Теперь при ярком свете дня было видно, что лет ей около сорока. Красотой она не блистала, но и неприятной ее наружность назвать было нельзя. Иными словами, ничего выдающегося. Бледная только немного, хотя улыбается. В отличие от ночи, сейчас женщина была одета тепло – пуховик застегнут, шапка меховая из чернобурки, болоньевые толстые штаны и валенки. В руках у нее была пустая авоська. Видать, в магазин пошла. Я внимательно пригляделась к женщине. Ничто в ее облике на напоминало внешность зомби. Вполне себе живой человек, разговаривает, смеется, активно жестикулирует. Ошибки быть не могло. Хоть и была темная ночь, но видела я именно эту женщину.
– Ну, пойдем, чего замерла? – окликнула меня Мария Никитична.
– А кто это? – спросила я, проходя в калитку первой.
– Это Ольга. Кстати, жена Федора. Говорит, пьет по-черному. Это надолго.
Женщина заперла ворота и пошла к крыльцу.
– А она не больна? – поинтересовалась я осторожно, поднимаясь по ступеням.
– Да с чего бы? – удивилась Мария Никитична, открывая замок.
– Ну не знаю, бледная она какая-то, – выкрутилась я.
– Ну так поживи с пьяницей. Он же все соки выпьет. Проходи.
В доме было жарко натоплено, пахло блинами и борщом. На стуле под столом, свернувшись в тугой комок, спал огромный рыжий кот. При нашем появлении он поднял голову, приоткрыв один глаз, внимательно рассмотрел меня, после чего спрыгнул и лениво подошел.
– Ну, тебе до всего дело есть, – проворчала на него хозяйка. А кот тем временем обошел меня по кругу, обнюхал, потерся округлыми боками о мои ноги и сел, разглядывая.
– Как тебя зовут? – улыбнулась я, снимая пуховик.
– Васька
Я присела на корточки и погладила кота. Он довольно прогнул спину и замурлыкал.
– Красавец, – похвалила его и тут же вспомнила про Тишку и Кешу. Настроение упало ниже плинтуса. Как они там? И почему родители до сих пор не приехали? Я же оставляла им адрес, куда еду. От меня уже два дня ни слуху ни духу, а они молчат. Не случилось ли чего?
– Ну ты чего там застряла-то у порога? Проходи, мой руки и садись за стол.
– А… Можно умыться? – замялась я. – Просто у бабушки воды нет.
– Конечно, можно, – кивнула женщина, ставя на стол тарелку с высокой стопкой румяных блинов. У меня аж с подбородка слюна закапала. – А у Зинаиды есть вода. Колонка возле бани. Наверное, снегом засыпало, вот ты и не увидела.
Я умылась, тщательно вымыла с мылом руки, а после села за стол.
– Давай, ешь, голодная, небось.
Голодная – это слабо сказано. Я бы сейчас одна всю эту гору блинов проглотила и не заметила, но приходилось соблюдать приличия – есть не спеша и не много. Пока стопка блинов уменьшалась, Мария Никитична рассказывала мне про бабушку: какая она была добрая, светлая, никому не отказывала в помощи. Да и нельзя было ей отказывать – силы бы тогда лишилась. Вся деревня лечилась у нее от мала до велика.
– Сильная была Зинаида ведунья, – закончила женщина свой рассказ. – И смерть ее стала неожиданностью для всех.
– Почему? – удивилась я. – Ей лет-то было уже много.
– Да что там лет! – махнула рукой Мария Никитична. – Крепкая она была. Лет десять точно бы еще прожила. Да и на здоровье никогда не жаловалась. А тут раз – не стало ее.
– А она… точно сама? – спросила я осторожно.
– Да а как же еще? – удивилась бабушкина подруга. – Нет, Зинаиду бы тут никто не тронул. Да и сказали, что не было на ней следов этой, как ее, смерти-то.
– Насильственной, – помогла я Марии Никитичне.
– Да, именно.
Мы помолчали. Мне хотелось съесть еще блинчик, но я постеснялась.
– Хорошо у вас тут, наверное, летом, – улыбнулась я, решив сменить тему. – Лес, речка, наверное, есть. Купаться можно, ягоды, грибы собирать.
– О, так было раньше. Речка-то есть, да грязная она. Есть даже озеро в лесу, но в последние годы затянуло его тиной, в болото стало превращаться. А грибов все меньше и меньше. Да и ягод почти не осталось.
– Почему?
– Да кто его знает? Может, туристы вырывают с корнем. Только почти не осталось ничего в лесу. Даже зверье все разбежалось. Зайцы водились, лисы, даже медведи. А потом ушли все. Даже птиц не слыхать.
Меня охватило недоброе предчувствие. Зверей, птиц нет. С чего бы? Ладно бы стройка рядом большая была, город бы строили, или завод какой открыли – тогда понятно, но деревня находилась далеко от всего этого. Казалось бы, такое раздолье для животных!
– Да и вообще в лес стало небезопасно ходить, – продолжила Мария Никитична хмуро.