Ведьма - королева Лохлэнна
Шрифт:
— Я щедрый, Пегги, и готов потратить на вас сколько угодно денег, но мы не можем лететь, потому что у меня насчет самолетов есть теория.
— Какая еще теория?
— Я считаю, что все они — просто обман. Если подумать… вернее, если посмотреть на самолет… он такой громадный. Как по-вашему, сколько примерно он может весить?
— Не знаю.
— Я тоже точно не знаю, но, во всяком случае, много тонн. И я наотрез отказываюсь поверить, что существует такая разумная сила, которая способна поднять эту махину с земли и заставить лететь со скоростью сотни
— Мистер Дженьери, у них есть реактивный двигатель. Их заставляет летать не какая-то разумная сила — это делает двигатель. — Пегги нервно стиснула в руках ножницы.
— Так говорят, но это слишком неправдоподобно. В действительности нет такой силы, естественной или сверхъестественной, которая могла бы поднять в воздух ДС-8 и донести, до Нью-Йорка за три часа.
— Но, мистер Дженьери, это ведь бывает каждый день, сотни раз в день. Вот съездили бы вы в Лос-Анджелесский Международный, так увидели бы, как они то взлетают, то приземляются каждые несколько секунд. А шум какой стоит, ужас!
— Да, я знаю, именно так все и выглядит, поэтому я и называю это большим обманом. ОНИ убедили всех, что эти штуки летают. Похоже на коллективный гипноз. Когда-то подобные трюки называли glamourte, массовая иллюзия.
По выражению лица Пегги я понял, что она готова вскочить на ноги и убежать.
— Даже если вы и правы, — сказала она, — почему вы так боитесь полететь в одном из них? Все остальные в это верят, летают, и ничего. Почему вы не можете?
— Потому что это опасно, — ответил я. — Однажды наступит момент, когда все разом поймут, что эти штуки не могут летать, и тогда все до одного самолеты упадут и разобьются.
— Ну вот» я закончила. — Она оттолкнула мои руки. — Пожалуйста, мистер Дженьери, Готово.
Я неохотно поднялся на ноги, отрываясь от восхитительного зрелища. В кармашек ее униформы я засунул купюру, почувствовав при этом теплоту вздымавшейся груди. — До встречи, — сказал я. — Не знаю, может, я возьму короткий отпуск…
Она вынула банкнот из кармашка и внимательно его рассмотрела. Сумма оказалась достаточной, чтобы вызвать на ее лице улыбку.
— Ладно, до встречи.
— А не могли бы мы встретиться раньше? — спросил я. — Можно было бы поужинать у меня с бутылочкой шампанского и тихой музыкой.
— Не знаю, — ответила она с сомнением. — Вот были бы вы настоящим ирландцем, тогда другое дело, а так…
— Да ну же, Пегги! Мы ведь будем только держаться за руки, а уж этим-то мы с вами и так все время занимаемся.
— Но я…
— Завтра вечером я вам позвоню.
— Ну ладно. Что еще отец на это скажет…
От радости, что она ответила обнадеживающим «может быть» вместо постоянного односложного «нет», я чуть не забыл кое-что важное. Я уже направился было к парикмахерскому креслу, возле которого меня ждал Анжело, но тут вспомнил и, повернувшись к Пегги, вытащил из кармана маленький бумажный пакетик.
— Чуть не забыл, — сказал я, протягивая ей пакетик.
— Ага, я тоже, — сказала Пегги и, взяв маленькую щеточку, тщательно
— Спасибо большое, Пегги. — Я усмехнулся ее озадаченному выражению лица и положил пакетик в карман.
— Ну и как ваше парикмахерское дело, Анжело? — спросил я, усаживаясь в кресло.
— Да помаленьку, мистер Дженьери. А как ваше книжное?
— Прекрасно. Вполне позволяет мне жить не тужить.
— Не пойму я, как это у вас получается, мистер Дженьери. Почти все книжные магазины на Голливудском бульваре больше вашего, а доходы у их владельцев — меньше, чем у вас.
— Я скажу вам, в чем дело, Анжело. У меня есть дополнительный заработок. Я по ночам стригу клиентов, не состоя при этом в союзе парикмахеров. Но вы ведь никому не расскажете, правда?
— Вот уж на чем не разбогатеешь! — засмеялся Анжело, но вдруг веселость с него как рукой сняло. — Ведь надо же, что вы пришли именно сегодня!
— А в чем дело?
— Сегодня утром заходил какой-то парень, спрашивал о вас. Здоровый такой, башка круглая, как ядро, волосы короткие, как у этих немецких подонков в фильмах про шпионов.
— Вот как… — У меня по шее вдруг побежали мурашки, и было это вовсе не из-за ножниц, сновавших туда-сюда по моим волосам. — И что же ему было надо?
— Он зашел примерно в восемь тридцать, я еще только открылся. Сказал, что хочет побриться. Я ему объяснил, что уже не брею клиентов, что большинство парикмахеров теперь перестали заниматься бритьем. Он кивнул, как будто понял, но не ушел, а продолжал здесь топтаться, болтал о погоде и всякой чепухе. И наконец заявляет, что он-де пришел сюда, потому что его приятель по имени Дюффус Дженьери здесь бывает. Я сказал, что вы — один из лучших наших клиентов, а он и говорит: «Такой хороший клиент должен бывать здесь часто». Я ответил, что да, мол, вы довольно часто у нас бываете. Он захотел узнать, насколько часто, и стрижетесь ли вы, и делаете ли маникюр, и что еще.
Я кивнул, и Анжело продолжал:
— Он хотел знать, приходите ли вы по определенным дням недели, и я ему сказал, что вы просто заходите, когда решите, что пора подстричься, и что иногда, если вы заняты, у вас отрастают довольно-таки длинные волосы.
— Это все? — Мои пальцы под белой салфеткой впились в ручки кресла.
— Ага… нет, вот еще что. Он заговорил про обрезки волос, которых должно быть много в любой парикмахерской, и спросил, что я с ними делаю.
— И что вы ему ответили?
— Я ему сказал, что выбрасываю их вместе с остальным мусором.
— И больше ничего?
— О, я ничего ему не сказал о том, что ваши я каждый раз ссыпаю в пакет, который вы забираете с собой.
— Очень хорошо, Анжело.
— И о том, что Пегги тоже собирает для вас в пакетик обрезки ваших ногтей и вы их берете домой, я ему не сказал ни словечка.
— Вы молодчина, Анжело. Я горжусь вами. — С этими словами я протянул ему пятидолларовую бумажку, поскольку он уже закончил меня стричь.