Ведьма: Рожденная заново (часть 2)
Шрифт:
Я ошалело посмотрела на него. Что он вообще творит? Мужчина встал и слегка размял шею.
– Из-за тебя разрушились все мои планы, Катюша, – сказал он, – теперь все идет наперекосяк. Твоя ценность возросла, и я больше не могу рисковать. Поиграли и хватит.
– За…чем, – сухими губами пролепетала я, – вам… это?
– Что именно? – спросил он, – я приехал проститься с безвременно почившими деловыми партнерами, а тут ты лежишь под грудой кирпичей. Пришлось спасать.
Это звучало так буднично, словно Вуд говорил о походе за хлебом в супермаркет. Значит, это его голос я слышала, когда отключалась.
– Где я?
Каждое слово давалось с трудом, но нужно было говорить. Слишком много вопросов накопилось, на которые только Каин Вуд мог дать ответы.
– В одной из моих квартир, – сказал он, – не думаю, что тебе что-то даст полный адрес. Ты голодная?
Как унизительно. Этот человек имеет сейчас надо мной неограниченную власть, а я даже руку поднять не могу. Со злости попыталась ударить кулаком по кровати, чем вызвала лишь сильную боль во всем теле. Захотелось отвернуться от него, спрятать испуганный и загнанный взгляд. Однако все, что мне оставалось – это беспомощно лежать и хлопать глазами, скрывая подступающие слезы.
– Не стоит так делать, щеночек, – сказал он, – тебе отсюда не уйти, по крайней мере пока. Сейчас приготовлю что-нибудь. И старайся не говорить пока, просто кивай.
Он ушел из спальни и в соседней комнате послышался звон посуды. Никогда бы не подумала, что этот человек умеет готовить. Не похоже, что он хочет мне навредить, но нужно быть начеку и как только окрепну – сразу бежать и найти Александра. Знаю, он меня ищет. А что, если не ищет? Прогоняя прочь темные мысли, я старалась сменить эмоциональный вектор. Зачем этому жестокому человеку меня спасать, рискуя своей жизнью? Он ведь тоже мог оказаться под завалами. Что же скрывается за маской жестокости и безразличия, Каин Вуд? А что, если Александр ошибается на его счет? Навряд ли. Вуд умеет добиться расположения к себе, именно поэтому так опасен.
Спустя полчаса мужчина вернулся с дымящимся подносом. В спальню проник сытный аромат овсяной каши. Он поставил его на тумбочку и повернулся ко мне.
– Время кормления, щеночек, – сказал он, слегка приподнимая мое беспомощное тело, – не напрягайся так, я тебя не съем.
Он уложил небольшую подушку поверх большой и помог мне сесть. Боль в позвоночнике усилилась, когда мужчина отпустил меня и позволил сесть самостоятельно. Я сжала зубы. Каждое касание этого человека было мягким и трепетным, что запутывало, заставляя снова вспоминать о симпатии, которую так отчаянно пыталась подавить. Он поставил поднос поверх колен так, чтобы пластик не давил на ноги, а сам сел рядом.
– Сама или помочь? – спросил Каин, наблюдая, как я корчусь, пытаясь устроиться поудобнее.
Я собрала все силы в попытках коснуться ложки, но она показалась такой тяжелой, что не удалось ее даже приподнять. Все это время Каин Вуд молча наблюдал за мной. Меня пожирал стыд, нарастало желание убежать и спрятаться. Ну как я попала в такую ситуацию? Все, что оставалось, это оставить тщетные попытки и расплакаться.
– Ну ты чего, Катя? – спросил он, доставая
Если бы он понимал, каково это – быть совершенно беспомощной, не в силах поднять жалкую ложку, почесать нос или сходить в туалет. Да мне даже плакать больно. Отвернулась, делая вид, что смотрю в окно. Мужчина аккуратно коснулся моей щеки, немного надавил, разворачивая к себе и вытер текущие из глаз слезы. Зачем ты это делаешь? Почему так внимателен ко мне? Это очень жестоко. Закончив вытирать мой красный нос, он сунул платок в карман и взял в ложку в руку.
– Давненько я не брал в руки кастрюлю, – сказал он, – повезло, что удалось избежать пожара. Овсянка придаст тебе сил. Может быть, хоть улыбнешься.
Зачерпнув немного каши, он подул на нее, затем протянул мне. Из-за нахлынувшего стыда снова чуть не разревелась, но под его настойчивым взглядом пришлось открыть рот. Овсянка оказалась вкусной и сладкой. Ложка, за ложкой, этот человек продолжал кормить меня, словно бездомного щенка, подобранного на улице. Поначалу было больно глотать, каждый раз я морщилась, но с каждой новой ложкой становилось легче. Раньше мне казалось, что нет ничего страшного в уходе за больным человеком, но я никогда не рассматривала ситуацию с позиции самого больного. Читая статьи, слушая рассказы коллег всегда удивлялась, почему лежачие больные такие строптивые и злые, ведь о них заботятся.
Лишь сейчас постепенно приходило понимание, как им на самом деле тяжело. Дело даже не в боли, а в полной беспомощности. Насколько же нужно доверять человеку, чтобы принимать такую откровенную заботу? Каин Вуд – мужчина, которого я боялась и которого никогда больше не хотела видеть, сейчас без тени раздражения проявляет ее, тем самым вызывая внутри целую бурю эмоций. Когда порция овсянки закончилась, я почувствовала приятное тепло в желудке.
– Я же говорил, что люблю кормить красивых девушек, – сказал он и вышел, оставив меня наедине со шквалом различных чувств.
Почти весь день Каин провел рядом, я даже начала привыкать к его обществу. В квартире было довольно прохладно, мужчина накрыл меня еще одним покрывалом, периодически помогал перевернуться, чтобы не отлежать себе бока. Я же пыталась заново научиться управлять телом, то и дело пытаясь сжать руки или подвигать ногами.
– Не нужно себя так мучить, – сказал мужчина, когда я в очередной раз, пыхтя, пыталась согнуть ноги в коленях, – ты хочешь все и сразу, но так не бывает, щеночек.
Ближе к вечеру страшно захотелось в туалет. И вот, настал тот самый момент, Арефьева. Стыд снова захлестнул с головой и я, кряхтя, попыталась забраться под одеяло. Вуд увидел мои тщетные попытки и удивленно спросил:
– Что там интересного?
Я густо покраснела и опустила глаза, беспомощно ковыряя ногтями простыню.
– Ты что-то хочешь? – спросил он, – есть? Пить? А, кажется, я понял.
Он опустился на колени и пошарил рукой под кроватью, затем достал пластиковую тару понятного назначения. Я с ужасом замотала головой. Только через мой труп, Каин Вуд! Он покрутил ее в руках и перевел взгляд на меня. Я с решимостью раненого бизона была готова сражаться за свою честь до последнего, чем вызывала искреннюю улыбку этого человека.