Ведьма старая, ведьма молодая
Шрифт:
– И то хлеб. Ступай уже!
Ноэль снова махнул рукой и побрел в деревню. Доктор между тем прикинул, что немалое расстояние до деревни ему никак не преодолеть пешком. Въезжать туда, повиснув будто тряпка, на плече гиганта-слуги, совсем не хотелось. Андре хмуро взглянул на Одуванчика. Лошадь уже вполне успокоилась и принялась щипать пожухшие былинки у дороги.
– Сможете осторожно меня на нее подсадить? – обратился Андре к слуге.
– И не думайте! Сам донесу. А не хотите – силком потащу. Скоро стемнеет, задубнете тут.
– Повозок в деревне
– Телега у Тибо, да и все, пожалуй, – подумав, ответил Лу, – Только я его просить не буду, уж не обессудьте!
– Какие тут все чувствительные… Догоните этого блаженного и прикажите ему попросить…
Лу кивнул и помчался следом за Ноэлем. Пьяница брел, едва переставляя ноги, и слуга нагнал его в несколько прыжков. Ноэль выслушал парня, взволнованно размахивавшего ручищами над его головой, кивнул и скорей пошел к деревне.
Когда Лу вернулся, Андре поинтересовался, чтобы отвлечься от боли в ноге:
– Что это за явление?
– Ноэль Дюссо. Раньше плотником у нас был, а потом спился.
– Вот так просто взял и спился?
– Говорят, он в покойную жену Тибо был влюблен по уши; после ее похорон опустился совсем. Перебивается с хлеба на воду, инструмент давно пропил. Мать его жалеет, а мне так ни капельки не жалко. Сам виноват, и вообще страшный он…
– Вы о том, что его звери боятся?
– Вот-вот, собаки его терпеть не могут… Лошади тоже… – Лу осекся и тревожно поглядел пьянице вслед.
– Ерунда, животные просто пьяных не любят, и особенно собаки.
– Да я не о том! Слышали, что он про Клементин болтал? Это знахарка местная, некоторые ее ведьмой считают. Так вот теперь жди беды, раз Ноэль говорит, что она помрет!
Андре крякнул с досады и попытался устроится на земле поудобнее. Когда это не удалось, он продолжил:
– Лу, я по наивности думал, что вы свободны от подобных суеверий. Пьяница зол на вашу знахарку, вот и мелет языком.
– Я в такие штуки и правда не верю, – признался слуга, – Только Ноэль и вправду иногда будущее угадывал.
– И что с того… Я сейчас вам скажу, что завтра дождь будет – а он и вправду может быть. Провидцем от этого не сделаюсь, понимаете?
– Нет, точно вам говорю: Ноэль с темными силами якшается, а старухина песенка спета.
Тем временем из деревни выехала и неспешно направилась в сторону путников грубо сколоченная телега. Скрип ее был слышен издалека. На козлах сидел парень лет шестнадцати. Одет возница был не по-городскому, но вполне чисто и добротно. Белесые лохмы прикрывала потертая кожаная шляпа. Черты лица были правильными. Парень мог бы покорить немало сердец, тем более в этих краях, если бы не брюзгливое выражение, не сходившее с лица. В телегу была запряжена всего одна лошадь, такая же угрюмая, как возница.
Лу, разглядев возницу, тоже нахмурился.
– Это Дидье Тибо, – шепнул он хозяину. – Значит, он теперь рыбу в город возит…
– Раньше иначе было? – без особого интереса спросил доктор.
– Раньше Люк возил, кузен мой. Старый Тибо все
Слуга злорадно хихикнул и поглядел в лицо недруга, который тем временем подъехал совсем близко. Тибо-младший спрыгнул с телеги и приподнял шляпу, разглядывая доктора. Поздороваться парням не пришло в голову. Дидье, оценив обстановку, сказал:
– Ноэль сказал, вас в деревню надо отвезти. Три медяка будет стоить. Забирайтесь, только не перепачкайтесь.
– Обалдел, что ли? Три медяка! Я за столько в городской гостинице лучший номер сниму на неделю, – возмутился Лу.
– Вот и снимай, а хозяин твой пусть пешком туда топает. Как раз за неделю дойдет.
Андре хотел было возмутиться, но быстро понял, что причина такой непочтительности вовсе не в его жалком виде или алчности младшего Тибо. Парни сцепились из-за каких-то прошлых обид, пока неизвестных доктору.
– Пусть будет три медяка, – воскликнул он, – Даже четыре, если довезете бережно. Сдается мне, трясет вашу телегу порядочно.
– Это есть, – согласился парень, проникшийся симпатией к щедрому чужаку, – но поведу ровней, раз такое дело.
Лу хотел было продолжать спор, но под суровым взглядом хозяина быстро скис. Он помог доктору встать на ноги, чтобы пройти несколько шагов и забраться в телегу. Когда Андре устроился среди свалявшегося сена, Дидье уселся на козлы и пустил лошадь шагом. Взяв Гнедого и Одуванчика под уздцы, Лу пошел рядом. Слуга первым нарушил молчание:
– Как мать?
– Хорошо, – пожал плечом Дидье, – Утром только ее видел.
– Младшие здоровы?
– Ага.
– А вообще новости какие-то в деревне есть?
– Нет вроде. Отца старостой выбрали, да я женюсь скоро.
– Ну! На ком? – доктору показалось, что ответ на этот вопрос не на шутку волновал Лу.
– На Одетт Ларош.
– Внучке Клементин?!
– Ага.
Слуга в изумлении покачал головой и больше вопросов не задавал. Доктор не понял и половины из сказанного, и счел благоразумным не прояснять ситуацию до времени. Отношения между жителями деревни явно были слишком тесными и напряженными. Вот за это он и не любил провинцию.
В молчании въехали в деревню. Зима в этих краях была не чета северной; солнце светило ярко и весело, но все-таки во дворах было пустынно: жители прятались от пронизывающего морского ветра. Окруженная домами улица спускалась к морю и заканчивалась причалом, возле которого качалась на воде большая рыбацкая лодка.
Телега остановилась около первого двора. Доктор расплатился, отметив про себя, насколько тощим стал его кошелек за последние недели. Лу вошел во двор и попытался привязать лошадей, но дрожащие от волнения руки помешали ему. Помимо воли парень то и дело оглядывался в сторону одноэтажного домика с черепичной крышей. Внезапно дверь распахнулась; на пороге стояла невысокая хорошенькая женщина с перепачканными мукой руками. Она ахнула и бросилась великану на шею с криком: