Ведьма Вильхельма

Шёпот Светлана

– Кто?

– Вертуны. Полулюди, полуволки. Увидишь туман густой, знай, вертуны там бродят.

Ага, народ Бьярде и, правда, стали называть вертунами из-за вывернутых назад коленей. Название тоже быстро пристало и так и прижилось.

– Подслушиваешь?

Я улыбнулась, оборачиваясь.

– Я не виновата, что они меня не увидели. Я тут была первой, - обняв Охтарона за шею, потянулась за поцелуем.

Оу тут же подчинился и притянул меня ближе, целуя глубоко, но в тоже время нежно.

–

Ты еще долго собралась тут стоять? Нам пора, карета ждёт.

Я невольно скривилась. Терпеть не могла кареты. Даже то, что люди стали использовать что-то вроде рессор не прибавляло мне любви к этому пыточному транспорту.

– Может мы заклинанием?
– умоляюще заглянула в глаза мужу.

– Нет. Нам надо приехать в столицу бодрыми и свежими.

– Ты думаешь, что если меня трясти десять дней в карете, то я останусь бодрой и свежей?
– спросила я, фыркнув и уткнувшись в грудь Охтарона.

– Но не такой уставшей, если мы пойдём с помощью заклинаний. Ты ведь знаешь, что Никлас будет ждать на открытие академии, и если увидит тебя уставшей, то мне перепадёт по самое первое число.

Никлас это наш с Охтароном сын. Ему в этом году исполнилось шестнадцать и он, имея магический дар, тут же устремился в столицу королевства. Мы долго тянули с рождением ребёнка, как обычно из-за меня, но всё-таки мне пришлось сдаться. Видели бы вы, с каким лицом Охтарон каждый день прислушивался к моему растущему животу. Это было весьма забавно.

Так вот, Никлас получился вылитая копия папочки, только волосы мои, жгуче черные, но сочетании с зелеными глазами... В общем, не сладко нам пришлось, так как за ним с самого детства увивались поначалу девочки, а потом уже и девушки. Я даже не представляю, что будет сейчас, когда он еще подрос.

Даже сейчас, в свои шестнадцать Никлас был уже выше меня на полголовы. Не знаю, это ли все решало, или же что-то другое, но он жутко охранял меня от всевозможных расстройств. И Охтарону часто перепадало на орехи, когда мы с ним сорились. Никлас всегда принимал мою сторону, за что Охтарон называл сына «мамочкиным сыночком». Тот не обижался, наоборот, обнимал меня, целовал в щеку и говорил, что всё именно так.

Не знаю, передалась ли сила Охтарона нашему с ним сыну, но временами я с замиранием сердца представляла, что нет. Что тогда? Мы с Охтароном будем жить долго, и нам придётся смотреть, как умирает наш сын? Именно это в своё время стало причиной того, что я долго не решалась рожать.

Сын был добрым, смелым, но жутко упрямым и вредным. Кажется, в нем смешались все наши с Охтароном черты.

Будущее не выглядело безоблачным, но мы столько всего пережили, что иногда казалось ничем уже не удивить.

– Я обязательно ему пожалуюсь, - сказала я, улыбаясь.
– Скажу, что про меня ходят жуткие слухи, но про тебя не говорят ни

слова. Если у тебя длинные уши, это еще не значит, что ты хороший, а я плохая.

– Я не виноват в том, что ты постоянно что-то взрываешь. Кто вообще надоумил тебя летать на месте? Было понятно с самого начала, что будет неудобно. А, я забыл упомянуть, как однажды из нашего замка во все стороны разлетелись жутко каркающие вороны. Что ты вообще такое сотворила?

– Плетение копии, - буркнула я.
– Я не виновата! Просто силы не подрасчитала, вышло слишком много.

– Мне ты можешь не объяснять, я то знаю, что ты милая, добрая и самая любимая, а вот люди... Не обращай внимания. Слухи быстро улягутся, вот увидишь. Ну, если ты, конечно, прекратишь свои эксперименты.

Я подняла взгляд на Охтарона.

– Думаю, что ничего страшного в этих слухах нет. Подумаешь, я ведь и, правда, ведьма. Слухом больше, слухом меньше, какая разница? Тем более у меня еще столько задумок, что удержаться я всё равно не смогу.

– Я так и думал, - Охтарон рассмеялся.
– Делай свои дела, а на остальных не смотри. Если кто-то будет против, то быстро подскажем ему, где выход из нашего леса.

Он снова меня поцеловал.

Был тёплый солнечный день. Здесь, в долине, вовсю пели птицы. Издалека доносился шум города, а вдалеке отчетливо было слышно реку. Охтарон мягко обнимал меня за талию и притягивал к себе. Я давно научилась жить с тем, что так никогда и не смогу принять правильного решения.

В какой-то момент Охтарон напрягся и медленно отстранился.

– Что такое? Нам пора?
– спросила я, смотря на Охтарона. Он же смотрел на что-то позади меня, поверх моей головы.
– Что там?
– Обернувшись, сама застыла, во все глаза смотря на того, кого я меньше всего ожидала увидеть здесь в этот солнечный день.
– Охтарон, это...

– Я знаю, кто это, - ответил Охтарон.

Я же, как стояла, так и застыла. Знает? Он знает? Это могло означать только одно.

– Ты вспомнил?

Охтарон опустил на меня взгляд, который мгновенно изменился и стал таким больным и несчастным, что я даже не поверила, что он способен так смотреть.

– Прости, - сказал он, я же выдохнула. Старая рана вскрылась, словно гнойный нарыв. Я дышала, чувствуя, что мне отвратителен и этот солнечный день и эти проклятые птицы.
– Я так люблю тебя. Прошу, прости.

Я шагнула назад, но Охтарон не дал мне сделать больше ни шагу, он вихрем налетел, обнял, начиная тут же целовать, шептать слова, которых я не слышала.

Мне было так больно, словно мою грудную клетку вскрыли ржавым и тупым ножом. А потом в единый миг всё прекратилось. Я даже задохнулась от удивления. Была боль, а потом её вдруг не стало, словно кто-то нажал на переключатель.