Ведьма.
Шрифт:
– Ты думаешь… – в глазах неудавшегося жениха мелькнуло понимание, но он тут же замахал руками – А…Нет-нет, я абсолютно здоров психически. Конечно, как всякий разумный человек я не верил во всю эту мистику, я обошел массу врачей, прошел кучу тестов. Я здоров, мое МРТ в порядке, галлюцинациями я никогда не страдал и не страдаю сейчас, а это… Я видел это, как я могу не верить собственным глазам?
Я немного успокоился, не было похоже, что Степан собирается на меня нападать, и продолжил слушать его
Степан, конечно, выскочил из кухни и побежал к забору, чтобы позвать на помощь.
– Ты понимаешь, дикий зверь же в кухне? – оправдывался жених. – На мои крики, естественно, никто не пришел, видимо, в селе уже привыкли к странностям, происходящим в этом доме…
И тут сзади, со стороны той самой летней кухни, раздался голос Иван Матвеевича:
– Завидкилля ж ты узявся, такый громкый?
Степан обернулся, на пороге кухни стоял сонный тесть, хотя Степан мог поклясться, что еще минуту назад в кухне, кроме его самого и огромной волчицы, никого не было.
– Волчица, там здоровенная такая волчица… – заикаясь, тыкал в сторону кухни несчастный жених.
– Да яка волчица, побойся Бога, – сзади Ивана Матвеевича появилась теща, босая, в легком халатике, наброшенном на пышное тело, с распущенными длинными волосами, ниспадающими ниже пояса.
– Степан, что происходит? – из дома выскочила и перепуганная Олеся в коротенькой белой сорочке. Вид невесты немного успокоил Степана, Олесе получилось вернуть его в дом и уговорить попробовать снова уснуть.
Утром светило солнышко, кукарекал петух, мычали коровы, сельская жизнь текла неторопливо, и Степану стало казаться бредом вчерашнее видение. Олесе удалось его убедить, что волчица просто почудилась ему, до конца не проснувшемуся.
– Да то ты мешок с тряпьем побачив и перелякався, – убеждала Степана теща. – А мы ото на кровати дремали, тебя и не заметили, Степа, а ты кричать сразу…
Еще вчера Степан мог бы поклясться, что кровать на летней кухне была пустой, но уже на следующий день, при свете солнца, он уже не так доверял своим глазам.
– А свет? Почему у вас ночью горел свет?
– Тю, та то ж фонарь в окно светил! – только всплескивала руками Аглая Ивановна и качала головой, как будто жалея несчастного городского.
Иван Матвеевич больше отмалчивался и бегал в погреб остограммливаться.
Анна Леонидовна не выходила в тот день из своей комнаты, теща сказала, что ей нездоровится. Только посредине двора лениво грелась под солнышком вчерашняя черная кошка, а тесть почему-то, споткнувшись об нее, возмущенно вскрикнул: «Опять разлеглись, мамо!», потом оглянулся смущенно на Степана, сидящего на лавочке неподалеку, и снова потрусил в погреб.
осле завтрака Олеся сообщила жениху, что сегодня они должны поработать на огороде, посадить
– А потом еще мама просила там, в садике, высадить немофилу и чернобрывцы, бабушка говорит, осень будет темной и холодной, бабы будут бегать, от цистита отвары просить, – как-то рассеянно добавила невеста.
Степан слабо понимал, как красивые цветочки могут помочь бороться с воспалением и откуда Анна Леонидовна узнала про холодную осень, но почему-то предпочел не уточнять.
Вечером, когда все было посажено, прополото, в хате убрано, вся живность была покормлена, а вода принесена из колодца, вся семья снова собралась за столом. К столу вышла Анна Леонидовна и даже поддалась на уговоры Ивана Матвеевича, выпив 50 грамм настойки «для аппетиту», после чего принялась расспрашивать молодых об их планах на свадьбу и дальнейшую жизнь.
Степан отметил про себя, что бабушка совсем не выглядела больной или уставшей, а черная кошка, в свою очередь, куда-то подевалась.
Когда ужин подходил к концу, на улице раздался шум, Иван Матвеевич под ласковым взглядом своей жены, поднялся и пошел посмотреть, что там происходит. Вернулся он вместе с пышногрудой и румяной женщиной лет пятидесяти.
– Вот, соседку вам привел! – торжественно сообщил тесть.
– Ой, Галущиха, а я свого шукаю, думаю, может, с твоим уже накидався, – с порога защебетала женщина.
– Окстись, Настя, твой к нам с прошлой зимы ни ногой, – улыбнулась Аглая Иванова так, что женщина сразу покраснела и стушевалась. – Ты, небось, на Олеськиного жениха посмотреть пришла? Говори уж, как есть…
– Ну прости, Аглая, все село ж болтает, требует новостей, – оправдывалась за свой приход Настасья.
– А ты у нас главная сорока, что тебя отправили? – прищурилась Аглая Ивановна, от чего Настя сразу побледнела и даже, казалось, уменьшилась в размерах. «Гы-гы, испугалась, что превратит», – пробормотал Иван Матвеевич, подмигнув испуганной соседке.
– Ладно, чего уж так, садись, раз пришла, – сменила гнев на милость теща, и Степан заметил, как вздохнула с облегчением, присаживаясь за стол, их соседка.
– Прости, Степан, у нас просто Олеся – первая невеста на селе! – как-то неискренне улыбаясь и заискивающе поглядывая на Аглаю, пояснила Настя.
– Скажешь тоже, – отмахнулась Олеся. – Вон, дочка твоя, Люська, покрасивее меня будет, ладная какая!
– Нет!!! – даже вскрикнула Настя, и у Степана снова появилось это чувство непонятной тревоги и тоски.
Настасья после, заметив удивленные взгляды, уже спокойнее добавила:
– Да поправилась доченька в последнее время, кожа лоснится, куда ей до нашей красавицы! – но почему-то ее первая реакция на Олесины слова показалась Степану более искренней.