Ведьмачка
Шрифт:
Нина встала и взглянула в чистую проточную воду речушки.
– Иду, мам. А ты питерцам в третьем доме молоко снесла?
Как же ей сейчас хотелось уйти подальше от собственного дома и засесть у кого-нибудь в гостях до тех пор, пока бабушка Полина, упившись чаю, не соберется к себе, в соседнюю деревню.
Голос матери отвлек от мечтаний.
– Нинка! Скольки можно увиливать, твою мать? Это, между прочим, мать твоего отца. Царствие ему небесное. – Анна перекрестилась, и в подмышках плотной футболки белесо мелькнули полукружья, вытравленные потом и стирками. – Твоя
Нина не стала напоминать, что не она сама выбирала себе папу, как и всех остальных родственников. Она повернулась к откосу и неуклюже принялась забираться по скользкой сочной траве наверх. Толстая попа настойчиво тянула вниз, но Нина справилась.
Мать по пути во весь голос спрашивала о похождениях подружки Валечки, но Нинка не отвечала. Ей не хотелось идти домой. При встречах бабушка всегда заглядывала ей в глаза, и чего-то ждала. А Нина пока ожиданий не оправдывала.
В пятом классе, когда Ниночка ещё не вымахала выше своих сверстниц и мальчишек, её обижали в школе – отбирали пирожки и новые яркие тетрадки, ставили подножки и она с грохотом падала на дощатый школьный пол. А одноклассница Даша, невзлюбившая Ниночку именно в этом году, даже выстригли несколько прядей волос, завидуя их золотому цвету и волнистости. Измывательства продолжались весь сентябрь. С Ниной никто не дружил, только иногда за неё огрызалась с девочками Валя, живущая через дом от Нины.
Не умея защищаться, Нина только плакала и жаловалась маме. Отца, надёжного заступника, давно не было, и мама пошла «поговорить» с коробкой конфет к директрисе школы. Но та, молоденькая и самоуверенная, больше была заинтересована в учениках, среди родителей которых числились: участковый, заведующая магазином и фермер, ежесубботне доставляющий на дом три литра молока.
Нравоучительным тоном директриса, объяснила Анне, насколько важно не вмешиваться во взаимоотношения сверстников.
– Пусть разбираются сами! – стучала она шариковой ручкой по желтому, ещё советскому лакированному столу. – Анна, если ты будешь защищать дочку в этом возрасте – никогда она не станет полноценной личностью!
– Не защищать одиннадцатилетнего ребёнка? – Встав так резко, что стул на железных ножках опрокинулся, Анна прихватила с пола пакет с продуктами и, входя из кабинетика сельской школы, обернулась: – Ты чего боишься в жизни? Нищеты, одиночества или травмы?
Секунд пять подумав, директриса тоже встала из-за стола.
– Ты мне угрожаешь? Ты, – директриса чуть не сплюнула в сторону, показывая презрение. – Заведующая деревенской почтой, размером с почтовую открытку? Чего я боюсь? Да ничего кроме, как состариться в одиночестве, как ты!
– Я ещё не старая, – крикнула Анна, прежде, чем захлопнула за собой кабинетную дверь.
В тот же день Анна, прихватив зарёванную, с синяком под глазом и обстриженными местами волосами Ниночку, пришла к свекрови в деревню Бабино за помощью.
За травяным чаем с принесёнными кексами и вареньем, бабуля внимательно слушала невестку и гладила по голове внучку, отчего у Нины разболелась голова.
– Лады, Аня. Веди Нинку домой, укладывай спать, а я сейчас позвоню участковому Гришке… и остальным.
Провожая на крыльцо Анну и Нину, она неожиданно дала болезненный подзатыльник внучке.
– Не бойся никого, кроме дураков и бейся до последнего,
Это было в пятницу, после уроков.
А рано утром в понедельник, директриса стучалась в окно дома Анны.
– Анна! Анна! Извините, не знаю вашего отчества! Анна, выйдите, пожалуйста!
Зевая и поправляя плащ на ночнушке, Анна вышла на крыльцо. Директриса стояла в платье с длинными рукавами и с платком на голове, завязанном по-деревенски.
– Анна, пусть ваша девочка приходит в школу и не боится. Я провела воспитательную работу с детьми и её больше не будут обижать.
– Понятно, – снова зевнула Анна. – Это с тобой провели воспитательную работу. А чего лицо прячешь? Сыпь у тебя или пятна?
– Пятна, – призналась директриса. – По лицу, по рукам и по груди. Не знаю, чем мазать.
– Свекровкина работа. Ничем не мажь, само пройдёт, я тебя простила.
Анна ушла в дом, а директриса побрела в школу. Новенькая в Кашникове, она до пятницы не знала, кто такая бабушка Нины, Полина Анатольевна. А её считали ведьмачкой. Пятна прошли через день.
Сын участкового, Серёжка, просил прощение за подножки, которые ставил Ниночке. Одноклассница Даша ревмя ревела, сидя дома и вычёсывая клочки волос. Её привела в дом Анны мать, Эльвира Гавриловна, заставила просить прощение у Нины и подарила комплект постельного белья.
Популярности Ниночке этот инцидент не прибавил, от неё стали шарахаться. И только к одиннадцатому классу стали осторожно дружить и приглашать на дни рождения.
Сегодня бабушка Полина сидела за большим столом и ждала. Была она редкостной женщиной. Высокая, худая, с большой бородавкой на подбородке, с властным характером и таинственным влиянием на всех женщин Боровичевского района.
– Пришла, – выдохнула бабка и сощурила глаз. Бородавка на сморщенном подбородке поехала вверх.
Моментально испугавшись, Нинка покосилась на молчащую у порога мать и быстро заговорила:
– Мне, ба, пришло распределение после мед училища в Боровичи, в Новгороде места не было.
Старуха остро взглянула на единственную дылду-внучку, на горластую и не самую умную невестку, на чистые дощатые полы… Не нравились ей на стенах обои в мелкий цветок, цветочки для нее сливались в сиреневые пятна. Большие портреты-фотографии в рамках смотрелись мутно, но она наизусть знала, где лица родителей Анны, а где портрет её ненаглядного сына Серёженьки, погибшего пятнадцать лет на Дальнем Востоке. Он поехал в командировку – с браконьерами бороться. Браконьеров посадили, а Серёженьку не вернешь.
Зато Нинка вся в него – умная и красивая.
– Медицина это неплохо. Нам это близко… – Бабка Полина проморгалась, и цветочки проявились заново. – Но ты особо от трав не отходи. Когда едешь?
Нинка посмотрела на темные образа над телевизором.
– Послезавтра.
Бабка вздохнула.
– Чего, спрашивается, я сюда пришедши? – спросила она у себя самой. – А! Объясняю. Мне показалось, что тёмность какая-то над тобой образовалась, сердце у меня как пузырём замкнуло, вроде ты в город поедешь и там… Но Бог с тобой. В Боровичи, говоришь? Ладно, езжай… Случится там что-то… не знаю. Но лучше судьбе не сопротивляться! Танк плевком не испугаешь!