Ведьмак (большой сборник)

Сапковский Анджей

Для отвода глаз шлепая по воде левой рукой, она сложила пальцы правой в Знак, сконцентрировалась на формуле, уставилась на письма и выслала импульс.

— И не думай, не мечтай, — сказала Йеннифэр, не поворачиваясь.

— Я думала… — кашлянула девочка. — Я думала, одно из них от Геральта…

— Было б от Геральта, дала бы почитать. — Чародейка развернулась на стуле к ней лицом. — Долго ты еще намерена мылиться?

— Уже кончила.

— Пожалуйста, встань.

Цири встала. Йеннифэр слабо улыбнулась.

— Да.

Детство кончилось. Ты округлилась где следует. Опусти руки. Твои локти меня не интересуют. Ну, ну, без фокусов, без ложного стыда. Это твое тело, самая естественная вещь под солнцем. То, что ты созреваешь, тоже вполне естественно. Если б твоя судьба сложилась иначе… Если б не война, ты уже давно была бы женой какого–нибудь князя или принца. Ты это понимаешь, верно? О проблемах, касающихся пола, мы беседовали достаточно часто и довольно подробно, чтоб ты поняла, что ты уже женщина. Физиологически, разумеется. Надеюсь, ты не забыла, о чем мы беседовали?

— Нет. Не забыла.

— Надеюсь также, что при посещениях Ярре тебя память тоже не подводит?

Цири опустила глаза, но только на мгновение. Йеннифэр не улыбалась.

— Оботрись и иди сюда, ко мне, — сказала она холодно. — Пожалуйста, не хлюпай.

Обернувшись полотенцем, Цири присела на табурет у коленей чародейки. Йеннифэр расчесывала ей волосы, время от времени срезая ножницами какую–нибудь непослушную прядку.

— Ты на меня сердишься? — неуверенно спросила девочка. — За то, что… я была в башне?

— Нет. Но Нэннеке этого не любит. Ты же знаешь.

— Но ведь я ничего… Этот Ярре меня вообще не интересует. — Цири слегка зарумянилась. — Я только…

— Именно, — проворчала чародейка. — Ты только. Не строй из себя дитятко, ты уже не ребенок, напоминаю. Мальчик, видя тебя, распускает слюни и начинает заикаться. Разве не видишь?

— Я не виновата. Что же мне делать?

Йеннифэр перестала ее расчесывать, взглянула на девочку глубоким фиалковым взглядом.

— Не играй им. Это нехорошо.

— Я вовсе и не играю! Просто разговариваю!

— Хотелось бы верить, — чародейка щелкнула ножничками, подрезая очередную прядку, которая никак не желала лечь как надо, — что во время ваших бесед ты помнишь о моей просьбе!

— Помню, помню!

— Ярре — умный и толковый паренек. Одно–два неосторожных слова могут навести его на верный путь, на проблемы, о которых ему знать не положено. О которых вообще никто знать не должен. Никто, абсолютно никто не должен догадаться, кто ты.

— Я помню, — повторила Цири. — Никому ни словечка не сказала, успокойся. Скажи, поэтому мы так спешим уехать? Ты боишься, что кто–то мог узнать, что я здесь? Поэтому?

— Нет. По другим причинам.

— Потому… что может быть война? Все говорят о новой войне! Все об этом говорят, госпожа Йеннифэр.

— Верно, — холодно подтвердила чародейка, щелкая ножницами над ухом Цири. — Это тема из числа так называемых

вечных. О войнах говорили, говорят и будут говорить. И не без причин — войны были и будут. Наклони голову.

— Ярре сказал, что войны с Нильфгаардом не будет. Рассказывал о каких–то аналогиях… Показывал карту. Я уже и сама не знаю, что об этом думать. Не знаю, что такое эти аналогии, наверно, что–то ужасненько мудреное… Ярре читает разные ученые книги и умничает, но я думаю…

— Интересно было бы узнать, что ты думаешь.

— В Цинтре… Тогда… Госпожа Йеннифэр, моя бабушка была гораздо умнее Ярре. Король Эйст тоже был умный, плавал по морям, видел все, даже нарвала и морского змея, поспорю, что и аналогию видел не раз. Ну и что? Неожиданно пришли они, нильфгаардцы…

Цири подняла голову, голос у нее сорвался. Йеннифэр обняла ее, крепко прижала к себе.

— Увы, — сказала она. — Увы, ты права, утенок. Если б умение пользоваться опытом и делать выводы помогало, все давно бы забыли, что такое война. Но тех, кто жаждет войны, никогда не сдерживали и не сдержат ни опыт, ни аналогии.

— Значит, все–таки… Значит, правда. Война будет. Поэтому нам надо уезжать?

— Не будем об этом. Не нервничай раньше времени.

Цири потянула носом.

— Я уже видела войну, — шепнула она. — И не хочу ее больше видеть. Никогда. Не хочу опять оставаться одна. Не хочу бояться. Не хочу снова потерять все, как тогда. Не хочу потерять Геральта… и тебя, госпожа Йеннифэр. Не хочу тебя потерять. Хочу быть с тобой. И с ним. Всегда.

— Будешь. — Голос чародейки слегка дрогнул. — И я буду с тобой, Цири. Всегда. Обещаю.

Цири снова засопела. Йеннифэр тихо кашлянула, отложила ножницы и гребень, встала, подошла к окну. Воронье продолжало каркать, направляясь к горам.

— Когда я сюда приехала, — заговорила вдруг чародейка своим обычным звучным, слегка насмешливым голосом, — когда мы встретились впервые… ты не любила меня.

Цири молчала.

«Наша первая встреча, — подумала она. — Помню. Я была с другими девочками в Гроте. Зарычка показывала нам растения и травы. Тут вошла Иоля Первая, что–то шепнула Зарычке на ухо. Монахиня поморщилась. А Иоля Первая подошла ко мне со странным выражением на лице. Собирайся, Цири, сказала, иди быстро в трапезную. Мать Нэннеке вызывает. Кто–то приехал.

Странные, многозначительные взгляды, волнение в глазах. И шепот. Йеннифэр. Чародейка Йеннифэр. Скорее, Цири, поторопись. Мать Нэннеке ждет. И она ждет тоже, чародейка.

Я тогда с первого мгновения знала, — подумала Цири, — что это она. Потому что я видела ее. Видела предыдущей ночью. В моем сне.

Она.

Тогда я не знала, как ее зовут. В моем сне она молчала. Только глядела на меня, а за ней во тьме я видела закрытые двери…»

Цири вздохнула. Йеннифэр повернулась, обсидиановая звезда на ее шее заискрилась тысячами бликов.