Ведьмак (большой сборник)
Шрифт:
— Мне надо отсюда бежать, — неожиданно сказала девушка. — И как можно скорее. За мной гонятся. Ты же знаешь.
— Знаю, — подтвердил он. — Это были твои первые слова, которые вовсе не были бредом. Точнее — одни из первых. Потому что прежде всего ты спросила о своем коне и своем мече. Именно в такой последовательности. Когда я заверил тебя, что и конь, и меч под надежным присмотром, ты заподозрила меня в соучастии какому–то Бонарту и решила, что я не лечу тебя, а подвергаю пыткам надежды. Когда я не без труда вывел тебя
— Это хорошо. — Она отвернулась, словно опасалась смотреть ему в глаза. — Хорошо, что не забыла поблагодарить. Все, что случилось, я помню как бы сквозь туман. Не знаю, что было явью, а что сном. И боялась, что не поблагодарила. Меня зовут не Фалька.
— Об этом я тоже узнал, хотя скорее всего случайно. Ты разговаривала в бреду.
— Я беглянка, — сказала она, не поворачиваясь. — Беглец. Укрывать меня опасно. Опасно знать, как меня в действительности зовут. Мне надо лезть в седло и выматываться, пока они не добрались сюда.
— Ты только что, — мягко сказал он, — с трудом села на горшок. Что–то я не представляю себе, как ты залезешь в седло. Но уверяю: здесь безопасно. Здесь тебя никто не отыщет.
— За мной наверняка гонятся. Идут по следу, перепахивают все кругом…
— Успокойся. Ежедневно идут дожди, следы найти невозможно. А ты на безлюдье, у отшельника. В доме пустынника, который отринул себя от мира или мир от себя так, чтобы миру тоже нелегко было бы его отыскать. Впрочем, если ты так хочешь, я могу найти способ передать весть о тебе твоим родным или друзьям.
— Ты даже не знаешь, кто я…
— Ты — раненая девушка, — прервал он. — Убегающая от кого–то, кто не задумываясь ранит девушек. Хочешь, чтобы я кому–нибудь сообщил о тебе?
— Некому сообщать, — после краткого молчания ответила она. Высогота уловил, как изменился ее голос. — Мои друзья погибли. Все до единого.
Он промолчал.
— Я — смерть, — продолжала она странным голосом. — Каждый, кто сталкивается со мной, умирает.
— Не каждый, — возразил он, внимательно глядя на нее. — Не Бонарт, тот, чье имя ты выкрикивала в бреду, тот, от которого собираешься теперь убегать. Ваше столкновение навредило больше тебе, чем ему. Это он… ранил тебя в лицо?
— Нет. — Она сжала губы, чтобы приглушить то ли стон, то ли ругательство. — В лицо меня ранил Филин. Стефан Скеллен. А Бонарт… Бонарт ранил гораздо сильнее. Глубже. Что, я и об этом тоже говорила в бреду?
— Успокойся. Ты ослабла, тебе нельзя перевозбуждаться.
— Меня зовут Цири.
— Я сделаю тебе компресс из арники, Цири.
— Подожди… немножко. Дай мне зеркало.
— Я же сказал…
— Пожалуйста!
Высогота решил, что дальше оттягивать не стоит. Принес даже каганчик, чтобы она могла лучше рассмотреть, что сотворили с ее лицом.
— Ну да, — сказала она изменившимся, ломким
Он вышел, задернув за собой занавеску.
Она старалась всхлипывать совсем тихо, так, чтобы он не слышал. Очень старалась.
Через день Высогота снял половину швов. Цири ощупала щеку, пошипела как змея, жалуясь на сильную боль около уха и большую чувствительность шеи в районе челюсти. Однако встала, оделась и вышла во двор. Высогота не возражал и сопровождал ее. Помогать или поддерживать надобности не было. Она была здорова и гораздо сильнее, чем можно было предполагать.
Покачнулась лишь, когда выходила, и прислонилась к дверному косяку.
— Однако… — Она подавилась воздухом. — Ну и холодина! Мороз, верно? Уже зима? Сколько же времени я здесь провалялась? Сколько недель?
— Ровно шесть дней. Сегодня пятое октября. Но октябрь обещает быть очень холодным.
— Пятое октября? — Она поморщилась, ойкнула от боли. — Это как же так… Две недели?
— Что? Какие две недели?
— Не важно, — пожала она плечами. — Может, я что–то путаю… А может, и не путаю. Скажи, чем тут так жутко несет?
— Шкурами. Я ловлю ондатр, бобров, нутрий и выдр, выделываю шкуры. Ведь отшельникам тоже надо на что–то жить.
— Где моя коняга?
— В овчарне.
Вороная кобыла встретила пришедших громким ржанием, а коза Высоготы поддержала ее блеянием, в котором прозвучало явное недовольство необходимостью делить обиталище с другим жильцом. Цири обхватила лошадь за шею, пошлепала, погладила по загривку. Кобыла фыркала и гребла копытом солому.
— Где мое седло? Упряжь? Чепрак?
— Здесь.
Он не возражал, не делал замечаний, не высказывал своего мнения. Просто молчал, опираясь на палку. Не пошевелился, когда она застонала, пытаясь поднять седло, не дрогнул, когда покачнулась под грузом и тяжело, с громким стоном хлопнулась на застеленный соломой глинобитный пол. Не подошел, не помог встать. Просто внимательно смотрел.
— Ну да, — проговорила она сквозь стиснутые зубы, отталкивая кобылу, пытавшуюся сунуть ей нос за воротник. — Все ясно. Но я должна отсюда бежать, холера меня забери! Попросту должна!
— Куда? — холодно спросил он.
Она пощупала лицо, продолжая сидеть на соломе рядом с упущенным седлом.
— Как можно дальше.
Он кивнул, словно ответ его удовлетворил, сделав все ясным и понятным и не оставив места домыслам. Цири с трудом поднялась, даже не пытаясь наклониться за седлом и упряжью. Только проверила, есть ли у кобылы сено и овес в колоде, а потом принялась протирать спину и бока лошади пучком соломы. Высогота молча ждал и дождался. Девушка, побледнев как полотно, покачнулась, ее понесло на столб, поддерживавший крышу. Высогота молча подал ей палку.