Ведьмак (большой сборник)
Шрифт:
— Я не обвиняю тебя в предательстве, Скеллен, я смеюсь над твоей наивностью и неспособностью предавать. Ради кого ты предаешь своего хозяина? Ради Ардаля аэп Даги и де Ветта, князей с оскорбленной болезненной гордостью, обиженных тем, что их дочерей император отверг, намереваясь жениться на цинтрийке. А они–то рассчитывали на то, что именно с их родов начнется новая династия, что именно их роды станут в Империи первыми, быстро подымутся даже выше трона. Эмгыр одним мановением руки лишил их этих надежд, и тогда они решили изменить ход истории. К вооруженному восстанию они еще не готовы, но ведь можно умертвить девушку, которую Эмгыр предпочел их чадам. Собственные аристократические ручки, естественно, пачкать
— Зачем?! — крикнул Филин. — И кому? Ты, как всегда, знаешь все, великий маг! Риенс, как всегда, не знает ничего, так оно и должно остаться, а Бонарта это не интересует…
— А тебе, как я уже сказал, похвастаться нечем. Князья подкупили тебя обещаниями, но ты, как ни говори, достаточно умен, чтобы не понимать, что тебе с князьками не по пути. Сегодня ты им нужен как орудие уничтожения цинтрийки, завтра они отделаются от тебя, потому что ты — низкорожденный парвеню. Тебе в новой империи пообещали должность Ваттье де Ридо? Да ты, пожалуй, и сам в это не веришь, Скеллен. Ваттье им нужнее, потому что перевороты переворотами, но секретные службы остаются. Твоими руками они хотят только убивать, Ваттье же им потребен, чтобы овладеть аппаратом государственной безопасности и сыска. Кроме того, Ваттье — виконт, а ты никто.
— Действительно, — надул губы Филин. — Я чересчур разумен, чтобы не заметить этого, следовательно, сейчас я должен, в свою очередь, предать Ардаля аэп Даги и присоединиться к тебе, Вильгефорц? На это ты намекаешь? Но я не флюгер–петушок на башне! Если я поддерживаю идею революции, то по убеждению и идеологии. Необходимо кончать с самодержавной тиранией, ввести конституционную монархию, а после нее — демократию…
— Что?!
— Власть народа. Систему, в которой править будет народ. Все граждане всех сословий и состояний через избранных в честных выборах наиболее достойных и наиболее порядочных представителей…
Риенс расхохотался. Дико засмеялся Бонарт. Искренне, хоть и немного со скрипом, засмеялся из ксеноглоза чародей Вильгефорц. Все трое долго хохотали, горохом рассыпая слезы.
— Хорошо, — прервал веселье Бонарт. — Мы тут не на кукольное представление пришли, а на торг. Девушка пока что не входит в число порядочных граждан всех сословий, а принадлежит мне. Но я могу ее уступить. Что можете предложить, господин чародей?
— Власть над миром тебя устроит?
— Нет.
— Значит, могу предложить, — медленно проговорил Вильгефорц, — присутствовать при том, что я буду делать с девушкой. Сможешь посмотреть. Я знаю, такие спектакли ты предпочитаешь всем другим удовольствиям.
Глаза Бонарта полыхнули белым пламенем. Но он был спокоен.
— А если конкретнее?
— А если конкретнее: я готов выплатить тебе твою двадцатикратную ставку. Две тысячи флоренов. Поразмысли, Бонарт, это ведь мешок денег, которого ты не поднимешь, понадобится вьючный мул. Тебе этого хватит на «заслуженный отдых», веранду, голубков и даже на водку и девок, если сохранишь разумную умеренность.
— Согласен, господин магик, — внешне беззаботно рассмеялся охотник. — Этой водкой и девками вы поразили меня прямо–таки в сердце. Что ж, докончим торг. Но на предложенную обсервацию я б тоже согласился. Правда, предпочитал бы видеть, как она подыхает на арене, но и на вашу работу ножичком тоже охотно кину взгляд. Добавьте в виде довеска.
— Уговор — железо.
— Быстренько у вас пошло, — терпко оценил Филин. — И верно, Вильгефорц, быстро и гладко заключили вы с Бонартом союз. Союз, который, однако, есть и будет societas leonina [47] . А вы ни о чем, случайно, не забыли? Светлицу, в которой сидите вы и цинтрийка,
— Дорогой коронер Скеллен, — прозвучал из коробочки голос Вильгефорца. — Вы оскорбляете меня, думая, будто при обмене я намерен вас обидеть. Совсем наоборот. Я намерен быть невероятно щедрым. Правда, не смогу обеспечить вам достижения той, как вы изволили выразиться, демократии, но гарантирую материальную помощь, логистическую поддержку и доступ к информации, благодаря чему вы перестанете быть для заговорщиков оружием и халявщиком, а станете партнером. Таким, с личностью и мнением которого будет считаться князь Иоахим де Ветт, герцог Ардаль аэп Даги, граф Бруанне, граф д’Арви и остальные заговорщики голубой крови. И что с того, что это societas leonina? Разумеется, если добычей оказывается Цирилла, то львиную долю добычи получу я, как мне, кстати, кажется, законно. И тебя это так трогает? Ведь и у тебя выгоды будут немалые. Если отдашь мне цинтрийку, считай, что место Ваттье де Ридо у тебя в кармане. А став шефом секретных служб, Стефан Скеллен, можно реализовать любые, даже самые бредовые идеи, к примеру, демократию и честные выборы. Так что, видишь, одна тощая пятнадцатилетняя девчонка обеспечивает тебе исполнение жизненной мечты и амбиций. Ты это видишь? Видишь, а?
47
Львиное сообщество, то есть такое, от которого одна сторона получает все выгоды, а другая несет все тяготы (лат.).
— Нет, — покрутил головой Филин. — Исключительно слышу.
— Риенс.
— Да, мэтр?
— Покажи господину Скеллену образец качества нашей информации. Скажи, что выжал из Ваттье.
— В этом отряде, — сказал Риенс, — есть подсадная утка.
— Что?!
— То, что слышишь. У Ваттье де Ридо здесь есть свой человек. Он знает обо всем, что ты делаешь, знает, зачем делаешь, и знает, для кого делаешь. Ваттье ввернул к вам своего агента.
Он подошел тихо, так, что она почти не слышала.
— Веда.
— Нератин.
— Ты чуяла мои мысли. Там, в светлице. Ты знаешь, о чем я думал. Значит, знаешь, кто я.
— Послушай, Нератин…
— Нет, послушай ты, Жоанна Сельборн. Стефан Скеллен предает страну и императора. Он — заговорщик. Все, кто его держатся, кончат на эшафоте. Их станут разрывать лошадьми на площади Тысячелетия.
— Я ничего не знаю, Нератин. Я исполняю приказы… Чего ты от меня хочешь? Я служу коронеру… А кому служишь ты?
— Императору… Господину де Ридо.
— Повторяю: чего ты от меня хочешь?
— Чтобы ты проявила разумность.
— Отойди. Я не выдам тебя, не скажу… Но отойди, пожалуйста. Я не могу, Нератин. Я — простая женщина. Не для моего все это ума.
«Не знаю, что делать. Скеллен называет меня «госпожа Сельборн“. Как офицера. Кому я служу? Ему? Императору? Империи? Откуда мне знать».
Веда оттолкнулась спиной от угла домика, прутиком и грозным ворчанием отогнала деревенских ребятишек, с любопытством рассматривавших сидящую у столба Фальку.
«Ох, в хорошую заварушку я попала. Ох, запахло в воздухе веревкой. И конским навозом на площади Тысячелетия.
Не знаю, чем это кончится, — подумала Веда. — Но я должна в нее войти. В эту Фальку. Хочу на минутку почувствовать ее мысли. Знать то, что знает она.
Понять».
— Она подошла, — сказала Цири, поглаживая кота. — Высокая, опрятная, сильно отличающаяся от всей остальной шпани… На свой лад даже красивая. И вызывающая уважение. Те двое, что меня стерегли, вульгарные простолюдины, перестали ругаться, когда она подошла.