Ведьмак из Большого Киева (сборник)
Шрифт:
— А тебе было его жалко?
— Эльфа? Или экскаватор?
— Эльфа.
Генерал сокрушенно вздохнул.
— Было. Живой все-таки.
— Но ведь ты знал, что наши препараты могут его погубить.
— Знал. Но от раны эльф бы умер наверняка, а после аэрозоля у него все же оставались шансы.
Весемир немного помолчал.
— Знаешь, — сказал он чуть погодя, — мне кажется, что Устерхофф прав. Из тебя действительно получится хороший ведьмак. Только не спеши задирать нос… и не болтай друзьям своим особенно, понял?
— Понял,
Они еще немного помолчали.
— Учитель?
— Что?
— А что с моей контрольной? Зачет или нет? До выхода-то я не дошел…
— А тебе не все равно?
Генерал посопел и признался:
— Нет. Только… не говорите никому, что мне не все равно.
— Зачет, зачет… — проворчал Весемир. — Считай, что сдал на «отлично».
И подумал:
«Ведьмак. Настоящий ведьмак. Без каких-то пяти минут».
Разумеется, когда учитель и ученик приехали в Арзамас, на лицах их прочно держалась маска спокойствия и безразличия.
Потому что так надо.
В багги двоим было тесновато, но зато они моментально наверстали упущенное время. Два дня пути и еще одна ночевка в степи, на этот раз прошедшая вполне спокойно. Геральт рулил, Ксана переключала передачи, когда нужно.
А потом впереди встал небольшой райончик — язык не поворачивался назвать такой крохотный жилой лоскут городком. Райончик прятался за высоким бетонным забором.
— Стоп! — скомандовал Геральт, и Ксана послушно переключилась на нейтраль.
— Приехали? — спросила она тихо.
— Да. Приехали. Это Арзамас-шестнадцать. Дом ведьмаков. Родина безразличия.
Ксана невольно взглянула на ведьмака. Лицо его смягчилось лишь самую малость, но глаза светились чем угодно, только не безразличием.
Радостью.
Любовью.
Теплом.
Что могут отражать глаза скитальца-одиночки, если после долгого отсутствия он возвращается домой? Особенно если вдали от дома то и дело приходится заглядывать в глаза смерти?
Но поняла Ксана и то, что здесь не принято обсуждать очевидное. И что всему остальному миру совершенно необязательно знать об истинных чувствах ведьмаков. Поэтому она просто спросила:
— Ну что, будем ехать или будем стоять?
Безразлично так спросила…
Долг, честь и taimas
Как всегда, первыми его появление заметили долгоживущие и дети.
Эльф, задумчиво почивавший на лавочке напротив ворот мастерской, неожиданно вскинул голову и обратил взгляд в сторону ближайшего перекрестка. Один из троих орков-подростков, что втихую давили в подворотне бутылку ворованного портвейна, уронил полупустой стакан, а остальные двое его даже не обматерили.
К перекрестку приткнулся старенький пикап, прирученный, наверное, еще
Орки торопливо отступили в спасительную полутьму подворотни. Эльф принял менее расслабленную позу, даже оторвавшись от давно не крашенной скамеечной спинки.
Из пикапа вылез живой, одетый в выцветшую джинсу и тяжелые гномьи ботинки. Он был совершенно лыс; даже с такого расстояния эльф различил татуировку на голове. Экскаваторный ковш, зависший точно над ухом. И силуэт живого рядом — не то эльфа, не то человека. А может быть, не слишком коренастого орка.
Эльф мгновенно понял, что у другого уха вытатуирован собственно экскаватор, а лапа с ковшом тянется через весь обритый затылок.
Орки татуировки не рассмотрели. Главным образом из-за иного строения глаз. То есть что-то такое темное, украшающее голову приехавшего на пикапе, они различили, но внимание их было занято в основном пристегнутым к куртке ружьем — тяжелой помповухой без приклада.
Живой забросил за спину бурый шмотник — всего на одну лямку — и неторопливо направился к воротам, над которыми красовалась (если это слово можно было применить к выцветшим буквам) лаконичная вывеска:
Мимо эльфа живой прошествовал, даже не взглянув в сторону скамейки.
За воротами открылся небольшой дворик, упирающийся в вереницу боксов-гаражей; на площадке перед единственным открытым боксом замер грузовик «Ингул» с болезненно откинутой вперед кабиной. Рядом в не меньшей задумчивости, чем грузовик, стоял пожилой кобольд в истертом от долго употребления кожаном фартуке поверх спецовки. Обуви на кобольде не было.
Когда лысый приблизился, кобольд порывисто обернулся, разомкнув сложенные на груди руки.
— Геральт? — сказал кобольд с удивлением. — Какими судьбами? Привет!
— День добрый, Сход Развалыч, — поздоровался тот, которого назвали Геральтом. По тону его чувствовалось, что к кобольду он питает глубокое и совершенно искреннее уважение. Как к отцу или учителю.
— Геральт, — послышался голос, который мог принадлежать только эльфу. — Значит, ты и правда ведьмак?
Геральт чуть повернул голову и скосил взгляд: в воротах стоял эльф, решившийся наконец покинуть лавочку.
— Это кто, Сход Развалыч? — осведомился ведьмак после десятисекундного раздумья.
Кобольд снова раскинул руки в стороны, только на этот раз не для объятий:
— Не знаю. Назвался Иландом. Он ждет тебя уже седьмой день, и я его считал полным идиотом, потому что не ожидал твоего появления. А он сослался на какой-то неведомый мне принцип Шекли и принялся тебя ждать. Глазам не верю просто. Что за принцип, а, почтенный?
— А. — Ведьмак неожиданно вздохнул и устало махнул рукой. — Дурацкий принцип. Но иногда работает. Потом как-нибудь расскажу.